что лавочка – лавочкой, а я вижу, что бабы тоже необходимы… А вот во флоте, мне говорили, будто перемена какая-то будет… Вот тут прапорщик мне напомнил насчет флота… Недовольны будто бы высшим командованием… э-э… да. Но это не наше дело, конечно… А насчет баб – комиссию… То есть это я насчет лавочки сказал, чтобы комиссию, ну и насчет баб в том числе, – одна комиссия будет назначена… Прапорщик! – кивнул он Ливенцеву. – Запишите же, чтобы я не забыл, а то адъютанта нет, а я, конечно, забуду, черт возьми.
– Хорошо, я не забуду, – сказал Ливенцев, – а записать мне даже и не на чем.
– Да вот, все, господа, вот тут налицо… вот, и какого же нам черта думать, в самом деле! – воодушевился вдруг Полетика. – Вот, подполковник Пернатый – он будет за старшего члена комиссии, а вы, прапорщик, за младшего. А за среднего… вот поручик у нас есть, юрист. Он все это дело проведет сообразно… как это называется…
– «Своду военных постановлений»? – подсказал Кароли.
– Одним словом, в законном порядке… А вот что-то я хотел… Тефтели, тефтели… Нет, не тефтели… Что это такое, черт их, какие-то тефтели?
– Кушанье какое-то, – буркнул Эльш.
– Как кушанье? Вы что это такое, – кушанье?.. Башня есть такая, а на ней телеграф… ну, этот, беспроводный.
– Эйфеля башня? – пытался догадаться Ливенцев.
– Эйфеля, Эйфеля, – ну, разумеется! И вот… Мне говорили сегодня в штабе бригады, будто шестьдесят три тысячи немцев взяли в плен… Оттуда сообщение, от Эфтеля… Из Парижа.
– Кто же именно взял, если это не роковая тайна? – спросил Ливенцев.
– Кто-кто! Конечно, не австрийцы же, а мы!
– Французы, что ли? Где же именно?
– Ну, черт их знает, где именно!.. Нам через две недели будто бы выступать, а я тут буду о французах думать!
– Как выступать? Куда выступать? – спросили Мазанка, Кароли, Урфалов.
– В этот, как его… Он исторический… Вот прапорщик его, наверно, знает… Кто-то кого-то побил там, из истории он должен это помнить, – кивнул бородой на Ливенцева Полетика.
– Мало ли при каких городах людей били! Всех не запомнишь, – философски заметил Ливенцев.
– Турецкий… в Малой Азии. Морем к нему нас повезут, в виде десанта…
– Синоп, что ли?
– Ну, разумеется, Синоп! Вот именно! Синоп!.. Будто бы через две недели погружать нас будут на пароход…
– Вот тебе раз! Как же так это? Вдруг ни с того ни с сего в Синоп! Накажи меня бог, если это не утка! – поглядел вопросительно и с надеждой на Ливенцева Кароли, как будто от этого математика в форме прапорщика ожидал разоблачения этого явного вздора.
Но не успел еще что-нибудь утешительное по этому поводу сказать Ливенцев, как Полетика закричал:
– Утка, вы сказали? Вот именно об этом мерзавце, пьянице я хотел, об Утке-поваре! Как же вы, черт возьми, Константин Павлович…
– Павел Константиныч, – поправил Мазанка.
– Ну,
