ощупывая пальцы друг друга и тихо переговариваясь. Да, хитер Аббас! Но иначе не доверял бы ему дьяк, не ценил бы столь высоко его скрытность и умение вести тайные дела.
У маленького толстого перса огромная разветвленная сеть верных людей во многих странах. Через него они служат делу сохранения Руси. И благодаря стараниям Бухвостова служат верно уже не первый год. Потому и берег дьяк Аббаса как зеницу ока.
Впрочем, неплохо было бы действительно купить жемчуг, но не крупный гурмыжский, а мелкий речной, прозываемый скатень. Уж больно он лучистый, ясный, переливчатый, словно вобрал в себя красоту северного сияния. И всегда радует глаз, приносит утешение сердцу.
Дьяк легко коснулся под платком руки Аббаса, ощупью отыскав сустав нужного пальца. Купец кивнул:
– Дам, обязательно дам, – и в ответ нажал на палец Ни киты, указывая цену.
Но Бухвостов решил не ждать, пока перс, свято соблюдая восточные обычаи, пройдет одну за другой все стадии торга: иджабу – предложение, кабуля – согласие, акд – договор. Не до того.
– Что привез, какие вести? – тихо спросил дьяк. Даже здесь он не желал рисковать: среди преданных слуг тоже могут оказаться купленные на чужое золото. Если сам Никита покупал слуг интересующих его людей, то почему этого не может делать кто-то другой? Нет, береженого и Бог бережет!
– Плохие вести, – прошелестел перс и горестно причмокнул пухлыми губами.
– Говори, говори, – поторопил Бухвостов, чувствуя, как под сердцем у него тонко заныло. Неужто сон в руку?
– Пока слово не сказано, оно узник того, кто собирался его освободить, – грустно усмехнулся Аббас. – А когда оно произнесено, его узником становится сказавший. Знаешь, я редко сожалел о том, что молчал, но зато часто раскаивался после того, как открывал рот.
«Ах, персидская лисица. Вечно крутит хвостом и осторожничает, – раздраженно подумал Никита Авдеевич, – даже со мной».
– Не хватает и тысячи друзей, но даже одного врага слишком много, – ответил он купцу восточной пословицей. – А враг твоего врага – друг! Разве мы не друзья, Аббас? Турки – враги и твоему народу, и моему. Они всем грозят войной. То, что вы единоверцы, в Магомета верите, вас с ними не примиряет. Говори!
– Э-э… Кто сможет примирить суннитов и шиитов?[4] – опустил глаза купец. – Обернись и погляди – христиане тоже разделились на католиков и православных, каждый только себя считает истинно верующим, а других – еретиками. Разве не так?
– Оставим это попам и муллам. Что в Царьграде? – сердито засопел дьяк.
– Султана беспокоит захват казаками Азова, – боязливо округлил черные глаза перс и, встревоженно оглянувшись на дверь, добавил: – Там говорят, что теперь Москва получила свободный выход к теплым морям, а это значит, все теперь в ее воле.
«Да, радоваться туркам нечему, – мысленно согласился с ним Бухвостов. – Потерять сильную крепость, замком запиравшую
Сунниты и шииты – две ветви ислама; турки – сунниты, персы – шииты.
