Манефа даже не могла сидеть вместе со всеми, нестерпимо болела голова, она легла в кровать, слез не было, только надоедливые мысли, причинявшие нестерпимую боль. Как хотелось почувствовать на лбу прохладную, суховатую , такую родную ладонь. Услышать участливый шепот: «Болит? Сильно? Ну полежи, полежи».
Маня вспоминала, как она приезжала домой на выходные из института, забиралась на печь, зубрила латынь и анатомию, а мама заботливо подсовывала ей лакомство: сушеные ягоды.
Каждый раз, провожая дочь, были напутственные слова: « Иди, с Богом!»
Кто теперь так проводит ее?
Совершенно некстати она вспомнила просьбы матери, писать письма. «Вот лягу спать, говорила мама и думаю, жива ли ты?» Маня лишь отмахивалась в ответ, это казалось ей такой глупостью. «Ну что с нами может случиться?»– бросала она в сердцах.
Оставшись после похорон в Тюмени еще на три дня, Манефа вернулась домой. Коля встретил ее с перемотанной головой. Вечером дочь рассказала, что после ее отъезда, отец выпил лишнего, стал ругаться и отправлять ее за вином. Оля ушла на улицу, ждала на скамейке, а когда вернулась, он лежал на кухне с разбитой головой. Отец упал и стукнулся о край кухонной плиты, помяв дверцу духовки. «Вот она моя жизнь»– подумала про себя Маня.
И опять начался бешеный круговорот любимой работы, укоры пьяного супруга, по выходным посещение родителей мужа, с мытьем полов в доме, с полными сумками продуктов обычно бежала к ним сноха. В ответ ни капли благодарности, лишь молчаливый взгляд.
Из профсоюза пришло сообщение, что летом Оле выделяют путевку в Ленинград. Мысленно Оленька начала готовится к поездке и жила лишь мечтами о предстоящем отпуске. В апреле тысяча девятьсот семьдесят восьмого года у деда Степана случился инсульт, после которого он уже не оправился. Дочь с женой ухаживали за ним, но в конце июня он умер. Какая-то бесконечная череда потерь ознаменовала эти последние два года.
После похорон Оля уехала в отпуск. В поезде она никак не могла настроиться на путешествие. И обзорная экскурсия по городу совершенно не произвела на нее впечатление. Как и следующий день в Петропавловской крепости. Она вполуха слушала рассказы экскурсовода, в тюремной камере ей просто физически стало плохо, и они мечтала лишь о глотке свежего воздуха. Когда уже на улице прогремел выстрел из пушки, Оля вздрогнула, вернулась к реальности и почувствовала, что это будто внутри нее разорвался снаряд, приносящий облегчение. Следующий день в Петергофе, она уже чувствовала в себе жизнь и понимала, что ощущает всю красоту вокруг: величественные фонтаны поразили ее, так же как и огромные клумбы цветом. Кругом слышалась речь на разных языках, и девушка ощущала себя частью огромного мира. И эта принадлежность ко всем людям сразу, давала ей внутреннюю опору. Следующий день был посвящен Эрмитажу, но на душе у Оли опять было беспокойно и все ее мысли рвались домой к матери, успокаивала только то, что сестра с племянником приехали гостить до конца лета.
За
