фигурой позади Вороновой. Ольга понимает, что Домчеев не шутил, когда рекомендовал Лобо выколоть глаза любому нарушителю, одно его присутствие создаёт вокруг неё вакуум посреди городской толчеи, и это ей нравится.
И всё же один раз Лобо приходится вмешаться, когда Ольге уж слишком настойчиво начинают предлагать сняться в порнофильме. Вкрадчивый голос сводника, расписывающий прелести её возможной карьеры, – а она, несомненно, станет звездой при столь прекрасной юной красоте – внезапно превращается в жалобное повизгивание, когда ладонь морпеха ложится ему на плечо. Сопровождающий сутенёра охранник дёргается было, но, заметив яркое пятно целеуказателя у себя на промежности, принимает благоразумное решение застыть как столб.
– Джентльмены, девушку не интересует ваше предложение. Всего хорошего.
Лобо отпускает сводника, и тот моментально растворяется в толпе.
– Как придём, накатаю на него Тузам, совсем охамели, уже и печатей не видят, – спокойно произносит морпех, затем предлагает двигаться дальше, предварительно осведомившись, не хочет ли девушка перекусить.
Они прошли площадь Эроса, которую заполняют выходящие на смену проститутки, затем минуют монумент Биффа Таннена, после чего показывается искомая чайхана. Всё верно: позади, на дальней стороне бульвара, Кручёная Сиска, в воздухе стойкий аромат гашиша, а прямо перед ней простая маленькая стальная дверь без малейшего намёка на вывеску или номер.
Ольга подходит к двери, оглядывается кругом, а затем отбивает морзянкой буквы М-Т. Ещё секунд тридцать ничего не происходит, она чувствует, что её пристально рассматривают, а затем дверь открывается, приглашая Воронову на узкую, необычайно крутую лестницу. Взобравшись по ней, они оказываются в просторном полутёмном помещении, за окнами которого переливаются огни реклам. Что-то среднее между студией художника и автомастерской, запах горячего металла и припоя здесь ещё сильнее, чем на улице.
– Здравствуйте, товарищ Ольга, привет, Лобо, рад вас видеть! Добро пожаловать в берлогу Рабиновича.
Им навстречу выходит пожилой человек в белой рубашке, бухгалтерских нарукавниках и зелёной кепочке-козырьке. Рабинович пожимает руки гостям, а затем приглашает к рабочему столу, над которым горит старомодная лампа накаливания в проволочном стакане. Не говоря лишних слов, Ольга кладёт на свет пакеты, затем усаживается на вращающемся стуле, подперев голову руками и рассматривая неизвестные инструменты, во множестве разбросанные на тёмной металлической плите стола, местами обожжённой и потравленной кислотами. Рабинович вскрывает пакеты резаком, вручную пересчитывает красно-чёрные банкноты с профилем Сталина, затем смахивает деньги в один из выдвижных ящиков бесконечного стола и ставит на их место несколько запаянных пронумерованных колб особо прочного непрозрачного стекла.
– Не хочу лишний раз хвастаться,
