меня. Разве родители не учили вас не связываться с теми, кто отличается от всех? Но я тебя понимаю. – Освальд подошел так близко, что Генри почувствовал, каким холодом веет от его железных доспехов. – Думаешь, того, кто пропустил меня сюда, я мучить не буду? Не надейся. Тот, кто это сделал, вытерпит любую боль, чтобы не раскрыть себя. Ты ведь не простишь, а они тебя боятся – жаль, что ты про это забыл.
Агата заплакала. Звук был жалкий, непохожий на нее.
– Хватит.
Генри едва шевельнул губами, но Освальд услышал и подошел к нему, держа на вытянутой руке камень.
– Вот, давно бы так. Посмотри на камень и скажи: «Служите королю Освальду».
– Ты не король.
– Я это исправлю.
И Генри вяло повторил то, что велели. Ему показалось, под серой поверхностью камня что-то полыхнуло – и сразу погасло.
– Теперь освободите ему одну руку. А, узнаю эти перчатки, – проговорил Освальд, стягивая одну с руки Генри. – Подарочек от Тиса? Знал бы ты, что творил тот, кто носил их, не взял бы. – И с этими словами Освальд вложил камень в ладонь Генри.
Камень сразу нагрелся и рассыпался в пепел, а пепел впитался в землю. И прежде чем Генри успел попросить его об этом, Освальд поймал огненно-белый, набухший шар. Шар как раз пытался взобраться Свану на грудь, тот скулил и трясся, давясь слезами. Когда Освальд убрал шар в круглый ящик и захлопнул крышку, Сван недоверчиво поднял глаза, и по его взгляду Генри понял: толстяк уже потерял надежду, решил, что это никогда не закончится и он умрет прямо здесь, на поляне.
Генри сжал зубы и отвернулся. Руку без перчатки он неловко держал на весу, чтобы ни к чему не прикоснуться.
В прошлый раз твари появились только через пару часов, и Генри смутно надеялся, что сейчас будет так же, а он пока успеет что-нибудь придумать. Но те сразу начали откапываться из-под земли, и Освальд покачал головой:
– Раз они пришли сразу, значит, ты не просто напуган, ты в ужасе. Какая похвальная сдержанность. Я даже не заметил. Терпеть не могу криков, слез и прочего шума. Моя армия в этом смысле – образец порядка.
Генри хмуро оглядел лица людей в черных доспехах. Они толпились вокруг, равнодушно глядя перед собой. С тех пор как они зашли сюда, у них не дернулся ни один мускул на лице.
Твари замерли: семь огненных животных, впереди – волк. И Генри каким-то смутным чутьем понял, что Освальд улыбается.
– Сожгите вон тот дом дотла, – сказал он.
Генри будто очнулся.
– Нет! Стоять! – выдавил он, впервые попытавшись дернуться. Но его крепко держали.
Твари развернулись и бросились к дому.
– Больше ты им не хозяин, – мягко сказал Освальд.
Отсюда Генри видел только крышу дома, и вокруг этой крыши вверх потянулся дым: черный, густой, заметный даже в ночном небе. Минуту спустя крыша уже горела, а потом провалилась под напором огня. Рокот и треск становились все громче, и дом рухнул с таким
