мои волосы, заставляет запрокинуть голову и обхватывает свободной рукой горло.
– Сейчас надавлю и не станет куколки.
– Надави, – почти прошу и этим снова сбиваю с толка Крымского.
– Ты точно сумасшедшая, – усмехается, а хватка на горле становится слабее. – Безумная рыжая ведьма. Неужели не врёшь? Или такая дура?
Он проводит рукой ниже, касается ключиц и замирает в опасной близости от обнажённой груди. Его ладонь горячая, с огрубевшей кожей, большая и тяжёлая.
– Засела в башке занозой, – признаётся, а я прикрываю глаза. Крымский не делает мне больно, но его власть пугает и выбивает из колеи.
Отпускает волосы и крепко обвивает рукой мою талию и прижимает меня к груди. Возбуждение твёрдой эрекцией упирается чуть выше ягодиц, а грубая ткань джинсов царапает кожу. Крымский так явно хочет меня, что это одновременно пугает и волнует. Я голая, зажатая в тисках мощных татуированных рук, где-то рядом толпа мужиков, а чужие губы касаются моего уха, опускаются всё ниже и ниже, а кончиком языка Крымский слизывает с кожи мой вкус.
Это всё неправильно, и я не должна ничего чувствовать, но что-то внутри откликается на первобытный призыв самца. Внизу живота раскатывается жар, отдаёт пульсацией в висках и шумом в ушах.
– Я никогда не брал баб силой, – признаётся Крымский и прикусывает нежную кожу на плече. – Зачем мне это? Но тебя так невыносимо хочется трахнуть. Стояк, как в пятнадцать.
Артур отпускает меня и толкает вперёд, к стене, и приходится упереться в неё руками, чтобы не упасть. Оборачиваюсь, ловлю взгляд Крымского, исследующий моё тело, полыхающий желанием и жаркой страстью. В его глазах даже не похоть – странная жажда. Она сметает меня, сминает, выкручивает наизнанку.
– Расставь ноги.
Крымский приказывает, я слушаюсь, и происходящее больше похоже на безумие, но… в этом столько порочной страсти, тёмной и горькой на вкус, что остаётся только подчиниться.
– Покорная и гордая, сумасшедшая и расчётливая – слишком сложный коктейль для подосланной бабы, – проводит пальцами вдоль позвонков, вниз к пояснице, кружит вокруг левой ямки, потом касается правой. Спускается ещё ниже, оглаживает выемку меж ягодиц, не проникая глубже, и замирает на внутренней стороне бедра, практически у входа. – Снова течёшь. Если ты не врёшь мне, чем же Колюня так тебя разозлил?
– Он подонок, – выплёвываю. – Я его ненавижу.
– Коля всегда был дебилом, хоть и хитрый, зараза. Ему, наверное, не объяснили, что злая и обиженная баба – самый страшный враг. Особенно, если она такая красивая.
Усмехается, глядя прямо мне в глаза. Снова облизывает губы, а я вторю этому движению, и взгляд Крымского туманится животным голодом. Артуру нужно сделать усилие – отчётливо вижу, – чтобы отойти от меня хотя бы на шаг.
– Одевайся, – бросает короткое и запускает руку в светлые волосы на затылке. Ерошит их, сканируя меня вновь заледеневшим взглядом.
Киваю,
