в кулак, говорю себе, что так надо, и выталкиваю слова из онемевшего горла, а они прячутся от меня в гудящей голове, не хотят складываться в стройные фразы.
– Он… мы были женаты пять лет, а потом… Коля начал избивать меня. Сначала пощёчину даст, после толкнёт невзначай, ещё что-то. Вскоре этого ему стало мало. А полгода назад у него сорвалась какая-то сделка, Коля слетел с катушек: вернулся домой пьяный, злой, выгнал всю прислугу и избил меня так сильно, что чуть не убил. Но лучше бы убил.
Всё, сказала. Только легче от откровенности мне не становится.
Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы. Касаюсь лица, надавливаю на кожу, но она онемела. Ничего не чувствую, совершенно. Может быть, тогда я всё-таки погибла, и всё это мне только мерещится? И долгие месяцы в больнице, и решение отправиться к Крымскому, и он сам?
– Почему? – простой вопрос, на который так сложно озвучить ответ.
– Я… я потеряла ребёнка, – кусаю щёку изнутри, чтобы заглушить душевную боль физической. – Из-за его побоев потеряла. Я так долго не могла забеременеть, так хотела этого, так радовалась. Хотела от Коли уйти, думала, что справлюсь сама. Это казалось хорошим знаком, толчком к действию. Мой ребёнок… ему уже было пятнадцать недель – не сразу к врачу пошла. И он… он уже не был горошиной, ещё немного и шевелиться бы начал.
Из меня льются слова мутным потоком, не остановить. Не могу понять, зачем вообще говорю всё это Крымскому – он мужчина, чужой человек. Не жилетка, не мой личный психолог, не духовник. Но остановиться сложно, когда так долго держала всё внутри и даже думать себе о многом запрещала, иначе бы с ума сошла.
Крымский не перебивает меня, но слегка прищуривается. Позы не меняет, только взгляд становится ледяным.
– Ты не похожа на беспринципную бабу, которая о таком может врать.
Нет, Крымский, о таком врать мало у кого получится. Господи, ну, поверь ты мне, послушай меня, услышь.
– Я хочу ему отомстить, мне больше ничего не надо. И для этого мне нужен союзник.
– То есть я?
– Ты.
– Значит, ты пришла, чтобы моими руками добраться до мужа? – улыбается, но со стороны больше на оскал похоже. А у меня чувство, что подо мной земля разверзлась, и пропасть с каждой секундой всё шире.
– Нет, я пришла, чтобы помочь тебе самому его уничтожить, – призываю на помощь свою способность держать себя в руках. – А ещё, чтобы предупредить. Артур, одной мне не справиться, правосудие бесполезно – я ведь пыталась, но это невозможно, когда все вокруг куплены. Да и времени прошло много, не смогу уже доказать ни факт побоев, ни выкидыша. Они ведь всё уничтожили: мою карту, результаты анализов, абсолютно всё. Нас даже развели заочно, без моего ведома. У меня ничего нет, но деньги меня волнуют меньше всего. Просто хочу справедливости. Мне кажется, я её заслужила.
Крымский молчит, не перебивает, и мне кажется, что вижу в его глазах, если не искренний интерес, но точно лёгкое любопытство. Это придаёт мне сил, и я перехожу к самому главному:
