стекает кровь, оставляя на стенах алые полосы. Мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Настоящий животный страх тремором бил по конечностям. Голова просто разрывалась. Я не мог двинуться с места, все больше и больше погружаясь в озеро из крови.
Оглянувшись вокруг, я вдруг понимаю, что нахожусь в пустоте. В абсолютной, безукоризненной пустоте. Вокруг нет ничего и никого. Только я и мои жуткие образы. Только я.
Я лежал на полу в ванной комнате, чувствуя себя совершенно разбитым физически и истощенным морально. Тело все еще помнило тот страх и порой дергало конечностями.
«Чего я боюсь?»
Ответа не последовало.
«Разве случилось что-то необычное?»
Ответа снова не последовало.
«Разве ты достоин чего-то лучшего?»
Ответом послужил лишь язвительный хохот, который мог быть воспринят только как «конечно же нет».
В такие дни мое отчаяние, тоска и печаль многократно усиливаются, а настроение многократно ухудшается. Увы, но таких дней становилось все больше и больше.
Несколько минут я просидел на кровати, растирая лицо руками. Невыносимо болела голова, веки тяжелели. В мозгу витало множество не самых веселых мыслей, но все они так стремительно проносились мимо, что я не мог выудить ни одной.
Наконец я поднялся, оделся, и покинул квартиру. Я всегда любил гулять именно в то время, когда на улице темно и практически безлюдно. Взгляд ни на кого не отвлекается, мозг сосредотачивается только на мне, позволяя о многом поразмыслить, многое оценить. Честно говоря, я все время брожу по городу. Пока бродишь, чувствуешь себя хоть немного лучше. А когда сидишь дома, давит потолок. И одиночество.
Погода переменилась. Холод сделался прохладой, снег обратился слякотью, быстро падающие снежинки стали похожи на что-то мокрое и неприятное, но все еще не дотягивали до дождя. Иссиня-черное небо отдавало пустотой и безысходностью. Я прошел еще с десяток метров и, плюхнувшись на деревянную скамейку, опустил голову, накрыв ее руками.
Всю свою чертову жизнь я ощущал себя опустошенным, непонятым, одиноким; в то время как люди вокруг источали свет и радость, я питался горестью, отчаянием и унынием, стоя на грани между полным равнодушием, возникшем от уничтожения всех чувств, оказавшихся осмеянными, и повышенной эмоциональностью, возникшей оттого, что терпение постепенно лопалось, и чувствам просто необходимо было выплеснуться наружу в виде злости, ненависти или рыданий.
А живу ли я вообще? Вряд ли, скорее вынужденно влачу существование. Признаться, я практически перегорел. Однако надежда на то, что в будущем все станет намного лучше, не давала мне полностью опустить руки. Да и сейчас не дает… Но так ли уж нужна такая жизнь?
Мое отчаяние дошло до той точки, когда к глазам начинают подступать слезы и когда с каждой секундой их все труднее и труднее сдерживать.
В такие моменты явственно начинаешь осознавать, что нет ничего
