будто объясняла очевидные вещи.
«Блядь, неужели все настолько плохо?» – досадовала Карина, глотнула терпкое вино и нервно посмеялась с опозданием.
Сиран присела с краю рядом, посмотрела ей в лицо и произнесла:
– Это же прекрасно. Я так рада за вас. Особенно за Зайку.
Все три покосились на нее с недоумением и хрюкнули от смеха одновременно.
– Не в этой вселенной, не надейтесь, – стерва в Карине пыталась сохранять остатки былой гордости, а перед глазами маячило голое тело, жилистое, крепкое, изящное.
– Да они там тебя не слышат. Здесь только мы, – Игнатьева махнула на лестницу, ведущую к бассейну. – Можешь всем спокойно делиться.
– Мне нечем делиться. Увы.
Спасаясь от необходимости говорить и признаваться, Карина сделала большой глоток, хотя даже через опьянение осознавала, что отнекивается по инерции, когда уже поймана с поличным.
– Ладно, спрошу по-другому. Когда ты поняла, что влюбилась? – Игнатьева умела настаивать.
Карина прорычала от бессилия. Получилось, как у раненого тигренка.
– Серьезно? Нам че, больше обсудить нечего? Может, ты поделишься с нами своими чувствами к Гоге?
– Легко, – Игнатьева повалилась на бок и уперлась локтем в диван. – Я его люблю. Сильнее всего в этой жизни.
– Прям так? – усмехнулась Карина, хотя не находила особых поводов для сомнений, просто хотелось язвить.
– Прям так.
– Сильнее, чем семью?
Игнатьева вздохнула, подумала недолго и ответила.
– Да. Походу, сильнее.
Настена округлила глаза и, выпив вина, спросила:
– Даже сильнее, чем маму?
– Маму особенно, – голос Игнатьевой мгновенно загрубел, как будто хитином покрылся, под которым пряталась зароговевшая злость.
Настала пауза. Все чувствовали себя неловко, но никто не решался задать следующий вопрос. Самой смелой оказалась Сиран.
– У тебя тоже трудные родители?
Игнатьева вздохнула и задрала голову, чтобы допить остатки «Кампари». Карина оперативно подлила ей хереса, а сама удивлялась, потому что всегда считала Риту примерной дочерью. Ее родители именно о такой мечтали: чтобы и ум, и красота были на месте, и одевалась элегантно, без вульгарности, и поведение соответствовало нормам, и парень был один на всю жизнь, да по любви.
– У кого они нетрудные, – усмехнулась Игнатьева.
Мелодия сменилась на более динамичную из старого панка. Заиграли быстрые биты и бас-гитара. В конце отбивали барабаны. Воздух наполнялся сочными звуками и становился плотнее.
– А в чем проблема? – любопытство в Настене победило осторожность.
– Гога им не нравится.
Карина с Настеной переглянулись, обменявшись удивлением.
– Классика, – цокнула Карина.
Музыка снова заполнила воздух, пока они молчали. Игнатьева
