злости на почившую тётку. – А Егоровна?! – спросила она скорее у стен, чем у Люси, стоящей перед ней в полной готовности поддержать. – Бегает по квартире, как бешеный таракан, и смеётся! Вот чему тут смеяться?! Она что, думает, я этого не сделаю? Она сомневается в моих способностях?! Клюшка престарелая!
– Ага, Анфис, ага! И то правда!
– Всё хихикает ходит! Думает, им всё перепадёт! Не тут-то было! Не на ту напали!
– Вот именно! – горячо воскликнула Люся и попыталась по-товарищески пожать Анфисе руку, но та схватила сумку, встряхнула её как следует, чтобы утрамбовать вещи, и сказала так, будто пожалела о минутной слабости, будто подумала, что не стоило вываливать свои мысли на глупую Люсину голову.
– Иди-ка машиной займись, а то темнеет уже, – и Люся, накинув на плечи искусственную шубу приглушённо-лимонного цвета, имитируюшую цигейку, но так долго ею носимую, что теперь она могла сойти только за грязного игольчатого дикобраза, нахлобучив ядовито-розовую шапку, купленную прошлой зимой на рынке, всю уже в катышках и свалянную до такой степени, что носить подобный головной убор не только было неприлично, но просто непозволительно, ринулась с невероятной готовностью на улицу проверить новую серебристую «Нексию» перед дальней дорогой. Анфиса со своей злостью, негодованием и раздражением в душе осталась одна.
Действительно, Варвара Михайловна Яблочкина, перед тем как покинуть наш бренный мир, оставила завещание, где всё имущество (как движимое, так и недвижимое) отписала своей племяннице, единственной родственной душе на этой ненормальной, доведённой до агонии достижениями прогресса планете – Анфисе Григорьевне Распекаевой. Казалось бы, чем тут можно быть недовольной на месте нашей героини? К тому же и наследство-то было не какое-нибудь там плёвое, как бывает нередко – проеденные молью пальто, например, или трикотажные костюмы нереальных расцветок середины прошлого века, напольные часы, которые невозможно починить – стрелки их застыли пятьдесят лет назад, либо подведя некую черту в жизни владельца, либо ставя значимую, невидимую никем точку.
Ах! Чего только не оставляют некоторые люди после себя в качестве наследства, всерьёз думая, что хлам, скапливаемый порой в течение всей жизни, представляет немалую ценность. И швейные машинки, настолько допотопные, что к ним в наше время – время стремительного научно-технического прогресса, не подобрать ни одной детали, чтобы привести их в движение. И разобранные автомобили, лет пять стоявшие под окнами, от коих остался лишь каркас, глядя на который, с трудом определишь, какой марки перед тобой машина. Что уж говорить про различные коллекции, над которыми трясутся всю жизнь их владельцы! Вам повезло, если ваши родственники собирали что-нибудь весомое – картины, предположим, ну на худой конец, кузнецовский фарфор, палехские брошки или жостовские подносы. А ведь все люди разные и собирают бог весть что! Я знаю одну женщину, которая получила в наследство от родной сестры десять мешков дырявых колгот и чулок,
