фары, похожие на квадратные глаза, чисто вымытое лобовое стекло. И висящего над самым рулем малахитово-зеленого краба с огненным взглядом.
Почему она молчит? Почему не закричит, не повернется, не побежит прочь?..
– Осторожней! – Глеб перехватил руль из ее рук, и Лариса увидела, как в полуметре от корпуса машины проскользнул большой раскидистый тополь, стоящий во дворике театра. – Нет, зря я тобой так восхищался. Перехвалил.
– Прости. – Она вырулила на улицу. – Что-то в глазах рябит.
– Перепела, – засмеялся Глеб и обнял Ларису за плечи. – Ну что, хорошо идет, верно?
– Неплохо. Когда ты приехал в Москву?
– Что?
– Я говорю, как давно ты в Москве? Неделю?
– Нет, конечно. Почти три. Сразу после конкурса рванул, как только Лепехов позвонил.
– И машину купил три недели назад?
– Практически да. А что? Почему тебя это интересует?
Краб мерно покачивался, поблескивая красными бусинками. Глупо было спрашивать. И так все ясно.
– Ты никому не давал водить в последнее время?
Последняя надежда: вдруг за рулем в тот день был не он? Кто-то другой, с такими же черными, до плеч, волосами? Ну вдруг?
– Говорю ж тебе, она два дня поездила, и все. Стояла у меня во дворе, а неделю назад я ее в сервис отвез. Кому я мог ее давать?
Врет! Снова врет. Еще бы ему не врать! Сбил ребенка – и удрал как последний трус. Ничтожество, подонок!
– Ты какая-то странная, – Глеб попытался заглянуть ей в лицо.
Она уже сегодня это слышала. Черт возьми, куда она его везет? К себе домой? Зачем?
– Может быть, ты все-таки поговоришь со мной? Эй! Язык проглотила?
Только не смотреть на него, не оборачиваться. И голоса его не слышать. Пусть замолчит. Может быть, если она не будет ему отвечать, он замолчит?
– Ну и крыса ты, Лариса!
Она незаметно смахнула навернувшиеся на глаза слезы. Машина въезжала во двор ее дома.
– А у меня колеса не упрут? – забеспокоился Глеб, оглядывая пострадавший Ларисин автомобиль.
– Надеюсь, что нет. – Она, не оборачиваясь, зашла в подъезд. Какое счастье, что на лавочке нет Галины Степановны, только беседы с ней сейчас не хватает.
Щелкнул замок. Вспыхнул свет в просторной прихожей.
– Ну поцеловать-то тебя, по крайней мере, можно?
Что ж, кто-то ведь и в тюрьму ездит на свидания, и любит сидящих там бандитов, воров и убийц. Целует их, обнимает, спит с ними.
– Пойдем в комнату, – шепнул Глеб ей на ухо. – Не будь такой замороженной! Похоже, ваш Лепехов из тебя последние соки выжал…
За стеной у соседей на полную громкость врубился телевизор. Слов не разобрать, в комнату долетал лишь неясный, монотонный вой. Было сумрачно, несмотря на шесть часов вечера: на улице наконец разразился грозовой ливень, по оконному стеклу струились водяные
