все скоро вернется на круги своя и жизнь станет такой как раньше. Андрей всегда ждал, когда она придет поставить капельницу, весело улыбнется и спросит, как дела.
– Ну, Андрей Палыч, как вы сегодня?
– Хорошо. Тело, правда, ноет немного. Но уже получше, чем на той неделе.
Наденька скромно улыбается и начинает возиться с длинной капельницей. Андрей разглядывает ее – веселые конопушки, большие серые глаза, каштановые волосы до плеч, иногда собранные сзади в небольшой пучок. У Нади внимательные осторожные руки – она делает все быстро, но мягко, чтобы не причинить боль. Например, ставит иглу в вену на раз-два, не оставляя уродливых синяков на весь локоть. То же самое с уколами – быстро, но осторожно, совсем не больно. Андрей ловил себя на мысли, что почти влюбился в эту девчушку, настолько она была простой и свойской, доброй и очень ласковой. Разница в возрасте у них была не меньше десяти лет, но это почему-то его не особенно смущало. Кольца на безымянном пальце у нее не было, и это всегда вселяло ему некую надежду. Однако потом, оставаясь один на один с собой, в серой палате с вечерними сумерками, он стыдил себя за свою мальчишескую глупость и дурацкие мечты. Куда ему, уже больному, облученному, возрастному лезть к молодой девушке, которая только начинает жить?
Наденька вытягивает шнур от капельницы и с виноватой улыбкой говорит:
– Давайте ручку.
Андрей вытягивает свою исколотую худую «ручку» и с благоговением ощущает нежные пальцы медсестры на своей сухой коже.
– Ох, досталось Вам, – привычно вздыхает Наденька, заканчивая с иглой. – Вы ведь там всего пару минут пробыли?
Андрей очень не любит рассказывать об этом. Но для нее всегда делает исключение – ей действительно интересно и важно об этом знать. Наверное, если бы Надя оказалась там, то работала бы до последнего вздоха. Без сомнения, отдала бы все свое здоровье. Андрей искренне радовался, что ей не довелось туда попасть. Такие, как Наденька, должны жить долго и счастливо.
– Да, скидывал лопатой обломки с крыши.
– И как? Страшно? – глаза Нади становились большими и испуганными, как у маленькой девочки.
– Да нет, не особо. Там ведь ничего не чувствуется, – Андрей улыбнулся и вспомнил заваленную мусором крышу атомной станции и громадную красно-белую трубу, уходящую в небо как гигантский жезл. – Ни радиации, ни страха. Нужно быстро делать свое дело и уходить. Чем быстрее продвигается работа, тем меньше народу пострадает.
– Андрей Палыч… А сам Чернобыль… Точнее станция… Какая она? Большая?
– Огромная. Там вокруг целый комплекс – всякие здания, лаборатории и так далее. Но вообще, я толком не успел ничего рассмотреть. Только на въезде, да с крыши немного. А рядом – город атомщиков, Припять. Очень красивый, белоснежный. Там я тоже не побывал, нельзя. У каждого свой фронт работы – кто-то мусор с крыши скидывал, кто-то занимался
