охлаждали дети. Они не проявляли ко мне ни малейшего интереса. Впрочем, мы живем в эпоху, когда уже ничто не удивляет. Скорее всего, из-за телевидения, где без конца передаются репортажи с места событий и можно увидеть самые невообразимые вещи – от прихода полиции в лагерь нудистов до ссоры мужа и жены на необитаемом острове. Наверно, из-за того, что можно все увидеть и все узнать, и гаснут порывы любознательности; наступит время, когда и путешествия потеряют привлекательность из-за гугл-карт. Я думал об этом, глядя на равнодушные лица двух подростков. Я старался представить себя в их возрасте: как бы я реагировал, если бы мама пригласила домой писателя? Думаю, что постарался бы больше узнать о нем и его намерениях; наверно, даже попытался бы произвести на него впечатление (хотя при моей неуверенности в себе это было бы нелегко). Равнодушие детей меня удивляло, хоть я и знал, что для подростков внешний мир иногда нечто вроде натюрморта.
Пятнадцатилетний Жереми как будто держал на плечах неимоверной тяжести груз. Впечатление усиливалось и оттого, что все его движения были крайне медленными. Даже еду он, казалось, пережевывает с огромным трудом. Впрочем, чему удивляться, это типично для его возраста. Я уж начал думать: судьба подсовывает мне персонажей, которых я и сам собирался вывести. Теряющая память бабушка, грустная женщина, мужчина, которого третируют на работе, а теперь вот унылый подросток. А может, все это плод моего измученного воображения? Да нет, они существуют в реальности.
Как вырваться из плена негативной спирали, укоренившейся у меня в мозгу? Надо верить в силу позитивного мышления. Если убедить себя, что чудеса возможны, они и правда могут произойти. Я восхищаюсь теми, кто доволен своей жизнью и заявляет: «Я всегда в себя верил. Я знал, что у меня все получится». Хоть вера в себя и не гарантирует хорошего самочувствия, она служит плодотворной почвой для пробивающихся ростков счастья. Значит, мне следует верить в моих персонажей. Я должен себя убедить, что за внешней обыкновенностью скрываются волнующие пороки и неожиданные события, придающие жизни остроту. И хотя вначале я заявлял, что «любая жизнь интересна», надеялся я немного на другое; впрочем, должны же существовать читатель и читательница, которых привлечет изучение зевающего парижского подростка 2005 года рождения. Да, не всякий издатель этим соблазнится, но недаром же говорят, что любая книга находит своего читателя.
Конечно, я мог бы отступить от реальности; нетрудно ведь добавить в текст какие-нибудь перипетии или утонченные неврозы. Разве в «Обещании на рассвете» Ромена Гари представлен точный портрет его матери? Может, автор все же несколько преувеличил, описывая ее всегдашнюю безбрежную любовь к сыну? Эта безумная страсть, это стремление возносить его выше звезд делают образ женщины величественным и глубоко романтическим. Пожалуй, ни один сочинитель автобиографии не избегает соблазна хоть немного дать волю воображению.
Неужели Жереми угадал мои сомнения? Я все еще был во власти тревожных мыслей,
