ожил. Причал заменяется видом моста. Отрываемся от планширя фальшборта под впечатлениями: он – личного счастья, я – от радости за него.
Рейсы стали давать на «коротком плече». Рекомендовали ходить шхерами. Что это не к добру, никто не просёк. Даже признанный спец по всяким непоняткам матрос Вовка Пивнев. СМИ-обслуга верещала о социализме с гуманным лицом, перестройке. По наивности решили: нас жалеют, берегут от штормов.
Под защитой Лофотен, конечно, классно. С одной стороны скалистые горы в снежных шапках, с другой – зелёные луга, нарядные домики. Воочию сквозили мы под высокими мостами, не задевая их мачтами. При солнце шхеры – как могучая волшебная река в редкостной оправе. Недаром личности с местом в истории любили там отдыхать. К примеру, кайзер Вильгельм захаживал на императорской яхте «Гогенцоллерн». Даже перед войной себе в этом удовольствии не отказал. Жалко, что с тех мостов на него ничего не упало.
Подобное для меня едва не состоялось. Но сначала надо увязать норвежских лоцманов, пардон, с тараканами.
Важные от королевской службы, парой поднимались на борт и после части пути сдавали проводку другим. На старых «поляках» имелась каюта, где они могли поочерёдно отдыхать. Само собой, полное русское радушие, преподнесённое в анекдоте из жизни: «Мистер пайлот, плиз колбаска». В люксе, к их потрясению, водились невиданные усатые существа, борьба с которыми велась, да те побеждали феноменальной живучестью. Так обстояло по первому разу.
Перед выходом из шхер катер подваливает. Лоцманы выходят к трапу. Чёрные макинтоши, фуражки с форсом, как у одесситов. На лицах брезгливое превосходство. А сами так из себя, невзрачные. В оный момент с Серёгой сидели в моей каюте, близкой к действу. Дёрнуло нас выйти поглазеть. Который меньше кривился, на Сергея показывает. Мол, смотри, каков моряк! И действительно. Прислонившийся к вертикали надстройки был отточенно типажен, как голливудский Ретт Батлер.
– Руссэре арь вель ике грисер (не такие уж русские свиньи), – обломился и второй.
Чужие мужики выражение лиц поставили на нейтралку. С тем и отбыли.
Бумагу всё же накатали. Рапорта у них педалят быстро. По приходе в Архангельск получили какую-то полусекретную мазь. И вывели коричневых – на год.
(Парадоксальную мысль выжали учёные, когда тех вовсе не стало. Оказывается, заверяли шустрые о благополучии среды человеческого обитания. Так что не стесняться, а гордиться следовало).
…Подошло освидетельствование котла. На ночной стояночной готовили его к гидравлическому испытанию. Выпала та вахта Серёжке. Признаться, никогда друг выспавшимся не заступал. Жизнелюб был слишком.
Он, значит, на уровне средних решёток под арматуру заводит заглушки. Я внизу склонился около питательных насосов.
Необъяснимо вдруг захотелось переместиться. Где только что стоял – возлёг с грохотом увесистый глухой фланец. Виновник бледный по трапу спускается.
– Константиныч, извиняй! Вырубился на моменте.
Я радостный,
