комнаты стояли странные столы с многочисленными колбочками и пробирками. В них бурлили и искрились жидкости всевозможных цветов. Странные приборы, металлические штырьки, несколько песочных часов…
Но все это я отметила лишь мельком, потому что прямо передо мной стоял абсолютно мокрый кер Арквил, с его волос капала вода. Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Он выглядел потерянным, но меня больше всего поразило не это. Правая половина его лица была обезображена огнем, но это был явно не тот огонь, который разгорелся сейчас – кожу у глаза стягивал жуткий шрам от ожога, он тянулся вниз по правой щеке, под рубашку. Старый, давно заживший шрам. Откуда он мог взяться?
Арквил вдруг отмер, отворачивая от меня травмированную часть тела и прикрывая лицо ладонью.
– Я, кажется, сказал не заходить сюда…. – глаза его вдруг сузились, полыхая яростью.
От его вкрадчивого тона спина моментально взмокла, а на лбу выступила испарина. Я покачнулась и отступила, ощущая реальную угрозу от человека напротив. Медленно он убрал руку от своего лица и выпрямился, шагнув ко мне. Я охнула, он выглядел хищником, а старые раны делали его только опытнее и опаснее. И пусть в этой опасности была своя красота, держаться от такого лучше подальше.
Он приблизился почти вплотную, а я так и стояла, боясь, что если пошевелюсь или сделаю неверное движение, он попросту убьёт меня прямо на месте за то, что ослушалась. Несколько бесконечно долгих мгновений он рассматривал нечто в моих глазах.
– Боишься, – мрачно усмехнулся.
Конечно, я его испугалась и не видела даже смысла скрывать это. Он вдруг резко схватил меня за плечи, буквально приподнимая над полом, и сделав пару шагов – поставил обратно на ноги уже в коридоре.
– Если узнаю, что ты кому-нибудь рассказала о том, что видела… – голос его был наполнен угрозой.
– Кому мне рассказывать? – слабо пискнула, вжимая голову в плечи, пытаясь воззвать к его благоразумию.
– Просто забудь, – с этими словами он захлопнул дверь у меня перед носом.
Пустое ведро выпало из ослабевших рук и, звякая, покатилось по каменному полу. Я тяжело сглотнула. Надо было пойти проверить Милу, но все тело буквально парализовало от ужаса.
Слепая богиня, к какому чудовищу мы попали?!
Когда я вернулась в комнату, Мила все еще сидела под кроватью. Я осторожно присела на корточки рядом.
– Все хорошо, можно вылезти, – голос у меня был не слишком радостный. Но малышка лишь упрямо замотала головой. – Так и будешь тут сидеть?
Она не ответила. Вздохнув, я закрыла глаза и уперлась лбом в край кровати, ощущая полную опустошенность.
– Она не видит, что люди творят, – еле слышно потянула я слова церковной песни. В детстве Елена часто мне ее пела, и сейчас это напоминало мне о ней. – А он – всегда глух к молитвам.
Когда-то давно свершился обряд,
И сын их объявлен нечистым…
