продуктом. В городе ведь нет своей воды.
– А море, а опреснители?
– Ты помнишь песню «Раскинулось море широко», так вот там есть такая строка: «Окончив кидать, он напился воды, воды опресненной, нечистой…» Понял? Опресненная вода не годится для питья и приготовления пищи.
– А как же Одесса?
– А вот так, с тех пор как город стал Одессой, появилась проблема ее напоить. В конце концов, в XIX веке построили очистительную станцию в пятидесяти километрах от Одессы. Она очищала днестровскую воду и подавала по трубам в Одессу.
Краморенко вновь уселся за руль, машина тронулась. Савелий отхлебнул воды из бутылки и почувствовал себя лучше. Он приложился еще раз.
– Товарищ, – ехидно заметил Краморенко, – не злоупотребляй, лучше используй ее как холодильник, а не как источник. Приложи бутылку к затылку.
– Да, ты поэт, – сказал Савелий.
– С чего ради? – не понял Краморенко.
– Рифма необычная: бутылку к затылку.
– Действительно.
Так, переругиваясь, они добрались до базы отдыха в Затоке. Она представляла собой несколько дощатых бараков, которые назывались кемпингами, такого же дощатого клуба, довольно приличного здания столовой и администрации.
Возле каждого кемпинга было несколько беседок, от пляжа базу отгораживала металлическая сетка, за ней была полоса песка метров в пятьдесят, а за ним – синее Черное море.
Начальник базы был похож на старого атлета, который немного запустил себя, но под брюшком и дряблыми трицепсами еще сохранились железные сухие мышцы, которые в любой момент могли взорваться мощным движением. Именно такие ребята в девяностые, уйдя в рэкет, обеспечили переход государственной собственности в частную. Правда, многие из них не дожили до светлого капиталистического будущего и не воспользовались плодами того перехода. Но некоторым повезло. И представитель этих некоторых стоял перед Савелием, бесцеремонно разглядывая его с ног до головы.
– Юра, не похож он на журналюгу, – произнес начальник, обращаясь к Краморенко.
– Да что ты, Афанасьич, – засуетился Краморенко, – мы с ним в одной группе на журфаке МГУ учились.
– Хорошо, – сказал Афанасьич, – есть у меня несколько каморок для одинокого и холостого. Там прохладно, но нет телевизора и радио. Холодильника тоже нет. Но стоят они копейки, и я сдаю их почти даром. Хотя есть и номер пошикарнее.
Он махнул рукой в сторону сооружения, похожего на вигвам, правда, выстроенный из дерева.
– Это наш люкс, там две комнаты на двух человек, но душ, бытовка и холодильник персональные. Разумеется, и стоят они дороже. Что выбираем?
– Вигвам.
– Что?
– Люкс, – поправил Савелия Краморенко.
– Ты правильный пацан, – сказал Афанасьич, – это мой тест на вшивость. Идите в бухгалтерию платите за номер и размещайтесь. А ты, Юра, привет, боссу передавай, скажи, жив еще Афанасьич.
