Мишель вернул голову в прежнее положение.
– Наверное, наша Лени сейчас очень слаба, – тихо произнёс он. – Это состояние так похоже на обморок… Только сознание остаётся.
– Что ты бормочешь, мальчик мой? – склонившись над кроватью, спросила баронесса.
– Матушка, помолитесь за сестру. Помолитесь за Ганца, чтобы он поскорее сумел вызволить нашу Ленитину…
– Я молюсь, сынок, молюсь… – произнесла женщина и, погладив сына по голове, поднялась, чтобы налить ему снотворного.
Ленитина очнулась от ощущения, что во рту пересохло. Приподнявшись с подушки и тяжело дыша, она огляделась и увидела возле себя только сестру Сабрину.
– Зачем ты соскочила? Ложись назад, – укладывая воспитанницу на постель, ласково проговорила монахиня.
– Ганц? Где мой Ганц? – сорвалось губ затворницы.
– Бредишь, бедняжка, – вздохнула Сабрина.
Ленитина прикрыла глаза и вдруг заплакала и запричитала. Из всей её речи сиделка смогла разобрать лишь фразу «не хочу».
Едва засыпая, девушка снова просыпалась и соскакивала с постели, а взгляд её при этом горел, словно безумный. Сестре Сабрине приходилось каждый раз укладывать воспитанницу в кровать и отпаивать чаем с валерьяной.
Так продолжалось всю ночь…
Мишеля мучил один и тот же бесконечный сон: на голом каменном полу, посреди огромного холодного помещения, без движения лежала его ненаглядная сестра; а он и Ганц со всей дури стучали в окна и двери, но ни одного звука не исходило из-под их кулаков и сапог…
Молодой человек поминутно просыпался и пытался подняться, насколько был способен, ведь ноги его не слушались. Но иногда отцу и матери, дежурившим в эту сложную ночь у постели бредившего сына, казалось, что ещё немного и Мишель вскочит с кровати…
Успокоился наследник барона только на рассвете.
Завтракали отец и мать одни в полном молчании. Кусок не лез в горло. Но когда в дверь постучал чей-то крепкий кулак, супруги переглянулись, почему-то решив, что это гонец от фон Баркета. И они не ошиблись. Посланник передал депешу, получил полагающееся вознаграждение и был таков.
Вскрыв конверт дрожащей рукой, Бель Эр прочёл письмо от будущего зятя. Ганц поведал о своём неудавшемся разговоре с настоятельницей и сообщил, что он будет вызволять Ленитину из заточения хитростью, коли не получилось по-хорошему договориться с аббатисой. Весть о том, что молодому немцу удалось увидеть девушку, успокоила мечущиеся сердца супругов. Анриетта де Сентон расплакалась, не скрывая слёз. Её муж стал расхаживать по гостиной из угла в угол и словами успокаивать супругу: «Рядом с нею Ганц, значит, всё будет хорошо!»
Глава 9. Помощь воспитанниц
Мать Мадлон была довольна собой. До отъезда Ленитины оставался один день, и ничто не могло помешать осуществлению её планов – аббатиса была уверена в этом как никогда. И, разумеется, не подозревала,
