бы.
Йона снова служил комиссаром в Национальном бюро расследований, вернулся в свой старый кабинет на восьмом этаже.
Все попытки выследить человека, называвшего себя Бобром, оказались безуспешными. Прошло уже восемь месяцев, но в распоряжении Бюро оставались только расплывчатые изображения с белорусских камер видеонаблюдения.
Полиция даже не знала, как зовут этого человека.
Каждое место, с которым его можно было связать, оказывалось тупиком.
Ни одна из ста тридцати девяти стран – членов Интерпола не обнаружила даже следов Бобра. Казалось, что все его земное существование ограничилось несколькими неделями прошлого года.
Йона остановился и взглянул на Валерию, не замечая, что улыбается. Валерия шла к нему по гравийной дорожке, катя тачку. Кудрявый хвост покачивался над черным стеганым жилетом – блестящим, но в пятнах грязи.
– Radio goo goo, – сказала она, когда их взгляды встретились.
– Radio gа gа, – ответил Йона и снова взялся за лопату.
Послезавтра Валерии предстояло лететь в Бразилию: ее старший сын готовился стать отцом. Присматривать за рассадой, пока ее нет, она поручила младшему сыну.
Приехала из Парижа Люми. Она собиралась остаться, пока Валерия не уедет, а потом пять дней пожить у Йоны в Стокгольме.
Позавчера они смотрели, как женская футбольная сборная Швеции разгромила на Чемпионате мира англичанок и взяла «бронзу». А вчера жарили филе ягненка.
За ужином Люми казалась задумчивой. Когда Йона попытался заговорить с ней, она держалась с ним отчужденно, как с незнакомым человеком.
Люми легла рано, оставив Йону и Валерию перед телевизором. Шел фильм о рок-группе Queen. Мелодии крутились у них в головах всю ночь и не стихли даже утром. Отделаться от них оказалось невозможно.
– All we hear is radio ga ga[1], – пропела Валерия от стоек с рассадой.
– Radio goo goo, – отозвался Йона.
– Radio ga ga, – с улыбкой ответила Валерия и пошла к теплице.
Напевая, Йона несколько раз копнул и отбросил землю. Он успел подумать, что все налаживается, и тут из дома вышла Люми. Девушка остановилась на крыльце.
Черная ветровка, зеленые резиновые сапоги.
Йона воткнул лопату в землю и пошел к дочери. Он уже собирался спросить, не застряла ли у нее в голове какая-нибудь мелодия, как вдруг увидел, что глаза у нее красны от слез.
– Папа, я перебронировала билеты… Я улетаю сегодня вечером.
– Может быть, попробуешь?..
Люми опустила голову, и прядь темно-русых волос упала ей на глаза.
– Я прилетела в надежде, что здесь буду чувствовать себя по-другому, но я ошиблась.
– Да, понимаю. Но ты же совсем недавно приехала. Может быть…
– Я знаю, папа. Но я уже отвратительно себя чувствую. Знаю, это несправедливо, ты столько сделал для меня, но та сторона, которую ты мне показал, меня пугает, я не хотела ее видеть, и я хочу ее забыть.
Все, что мы слышим, – это «га-га» радио (
