все громче и ближе. Впереди показалась темная живая изгородь, через проделанный в ней проход сверкала водная гладь. Мы вышли к реке, текущей между высокими берегами, ее поверхность блестела в лунном свете. Шум воды был громче, чем можно было ожидать, будто под спокойной поверхностью скрывались невидимые водовороты и подспудные течения, более быстрые и дикие. В детстве моя мать поскорей увела бы меня с такого места.
– Там заливные луга. – Люк указал на пространство на другом берегу реки и вереницу огней вдалеке. – А то освещенное место – ресторан, который обожает Офелия.
Не было нужды пояснять. Я знала ресторан «Старая мельница», знала эти заливные луга и эту реку. Я бывала там прежде. Мы с Кэти во время летних каникул сооружали на реке маленькие островки из водорослей, а теперь мимо лугов и ресторана, огни которого пронизывали темноту, пролегал маршрут моей вечерней пробежки. На участке между мельницей и рекой обычно пасся скот. Я прожила здесь всю жизнь, но не стала рассказывать Люку – это было бы слишком скучно. К тому же в темноте пейзаж выглядел по-другому, будто я очутилась в незнакомом месте, где никогда прежде не была.
– Вот почему в конце концов я и согласился на этот дом. Здесь, на берегу, возникает видимость полного покоя, особенно по вечерам. – Его глаза сияли в лунном свете. – Вы спасли мне жизнь. Для вас, вероятно, в этом нет ничего особенного. Уверен, вы делаете это каждый день, но мне захотелось поблагодарить вас где-то в тишине, а не посреди вечеринки, где любой может вклиниться в наш разговор.
– Каждый врач на моем месте…
– Это неправда, не каждый. Поверьте, я знаю. Врачи на самом деле не слушают, но вы выслушали. Вы дали мне выговориться. Я почувствовал себя возрожденным. Мне показалось, что мир, в котором существует такая доброта, как ваша, не может быть плохим местом.
Было ли это проявлением моей доброты? Или просто случаем, для которого нашлось достаточно времени, и меня привлек человек и его история?
– Я пытался рассказать о вас Офелии и Блейку, но они тоже не слушали. Они никогда не слушают. Я был на грани нервного срыва. У меня они уже бывали раньше, я вам говорил. Все могло кончиться намного печальней. А теперь мне лучше, вы меня исцелили. Почему вы улыбаетесь? Не верите мне?
– Вы выглядите довольно хорошо, но вряд ли это моя заслуга.
– А вы совсем другая, когда улыбаетесь.
Обычно я не воспринимала всерьез комплименты от пациентов, но этот был мне приятен – и я испугалась. Будто рухнул один из защитных барьеров, которые меня окружали, и я оказалась на краю обрыва. Я не ответила; я не знала, что сказать.
– Простите. – Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица Люка, но в его голосе не слышалось сожаления. – Вероятно, я ужасный пациент?
Я покачала головой и попыталась рассмеяться, но от последних слов мне стало не по себе. Они вызвали в памяти образ Брайана, его полуулыбку и шепчущий голос; даже звуки вокруг теперь казались шепчущими:
