начале мая Рахман, как обычно, из-под навеса вёл наблюдение за окном Шах-Зады. Откуда-то появился один из мрачных лиц Шархана, который его пальцем поманил к себе. Он ему передал секретное указание Шархана:
– Шах-Заду сегодня же отводишь в чабанский домик на дальнее стойбище. Домик к приходу хозяина приводишь в порядок. Краску, известь, моющие средства сейчас же получишь у меня. Сам с госпожой остаёшься на том стойбище. Жди дальнейших распоряжений.
У Рахмана сердце упало в пятки. Он давно от Шархана для своей избранницы ждал такого приговора. Вот и настал тот день. В нём появилось плохое предчувствие: «Неужели этот кашалот решил её проглотить? Раз он велит спрятать Шах-Заду подальше от людских глаз, значит, над её головой завис «дамоклов меч». Что же делать? Надо Шах-Заду оградить от притязаний Шархана. Спрятать, пока с ней не случилась беда. Этот бандит, в лучшем случае, её опозорит, в худшем – там задушит!»
До этого момента Рахман, боясь наказания жестокого дяди, был лишён способности что-то дельное предпринимать. Теперь понял – настал час его испытания. Рахман за короткое время очень привязался к Шах-Заде. Его старания она достойно оценивала. Она ему очень дорога. Дороже своей жизни!
«Ну и что, что она на целую жизнь старше меня?! – спорил сам с собой. – Зато она краше и лучше всех женщин на свете! Нет уж, дорогой дядя, я не позволю тебе обижать мою королеву! Тем более спрятать в грязной узнице с одичавшими животноводами! Я буду бороться за нее. Лучше принять мученическую смерть от твоих рук, чем увидеть её опозоренной тобой! Клянусь, за каждую упавшую волосинку с её головы ты лихвой ответишь!»
Первый раз Рахман увидел Шах-Заду, когда дядя с дружками привёз её на кошару, верёвкой привязанную к седлу лошади. Когда в сумерках её отвязали от пристёгнутого седла, сняли с него, она не проронила ни единой слезинки. Как только высвободилась из рук Шархана, шарахнулась от него, как от гремучего змея. Она гордой походкой прошлась в домик мимо грязных, оборванных доярок, скотников. Доярки, раскрыв рты, сопровождали её завистливыми взглядами. Перед дверью даже не обернулась. Зашла. Закрылась.
Она и сегодня, как в тот чёрный для неё день, упорно молчала. Рахман про себя её называл Молчаливой Пери. Шах-Зада, величественная в своей холодной красе, статная, на кошаре среди сорняковой поросли, грязных грубых доярок смотрелась диковинным цветком.
К удивлению этих обиженных жизнью чумазых людей, Шах-Зада вела себя удивительно выдержанно, гордо. Никому из них не показывала своих слёз, не жаловалась, ни перед кем не пресмыкалась. Посланников Шархана она принимала гордо, отводя взгляд в сторону, презрительно смеясь над их раболепием, услужливостью.
Рахман подошёл к распахнутому окну, Шах-Заде передал распоряжение Шархана. Глаза Шах-Зады дрогнули, руки потянулись к груди. «О боже, что же меня ожидает?» Если бы не наставления глубокого старца, сейчас бы заплакала. Душа упала в пятки. Ничего не ответив Рахману, со своей болью уединилась от завистливых доярок, смазливых взглядов оборванных
