так смешна, что люди аж голову теряют".
– А вы уверены что стоило идти в гвардиют- с такими шутками на сцену нужно. – Продолжал дерзить отец.
– Посмотрим что тут у нас, – гвардеец спустился вниз, – Надо же, —доносился из подвала его голос, – да тут целый клад!
Он неспешно поднялся по лестнице, держа в руках две книги из списка запретных.
– В наручники его, – сказал гвардеец, – думаю вам известно, что эти книги под запретом, как и десяток других в этом подвале. Сожалею, но ваша любовь к остротам вас никак не спасёт. Именем Гвардии Ордена Основателя я задерживаю вас за хранение незаконных объектов в незарегистрированном помещении. Вы будете помещены под стражу и преданы суду, который вынесет окончательный приговор. Мы знаем что с вами проживает ваш сын, Коннор. Как совершеннолетний, он тоже будет задержан и отвечать перед законом. Он дома?
– Нет, он переехал, в домик на дереве.
– Что же, раз вы не хотите сотрудничать, мы сами его найдем. Обыскать дом. – кинул высший гвардеец.
Я оцепенел, я должен был освободить отца, но и сам не должен был попасться, мой мозг перебирал десятки вариантов, и все они заканчивались плачевно. Гвардеец, стороживший вход, начал двигаться в сторону лестницы. Мой отец бросил на него взгляд и увидел меня. Мотнув головой, он дал мне понять что надо бежать. Но я не мог его бросить. И тогда он предпринял последнее действие.
Он выхватил револьвер из кобуры гвардейца, находящегося в шаге от него и направил на идущего в мою сторону. И я не смог больше молчать.
– Отец нет, – крикнул я и незамедлительно услышал выстрел, произведенный высшим Гвардейцем. Брызнула кровь. Отец упал на колени, и собрав остаток своих сил, крикнул: "Беги Коннор!". Моё сердце в этот момент остановилось, и мир замер. В папу выстрелили, он сделал это, чтобы отвлечь их внимание. Он пожертвовал собой, чтобы я мог уйти. Я не мог его бросить, но я понимал что отец сделал всё, ради моего спасения. И я принял это. И я побежал…
Вернувшись в свою комнату, я схватил рюкзак, захлопнул за собой дверь и побежал к окну. Раскрыв его, я вылез и выпрыгнул во внутренний двор нашего дома. Двадцать метров – и я уже был в поле. Позади меня всё еще были слышны их перекрикивания.
– Зачем ты стрелял? – кричал один.
– Он выхватил револьвер, что мне оставалось?
– Его смерть на твоей совести.
Я услышал это. Услышал отчетливо, сквозь прерывистое дыхание и шелест пшеницы. Отец погиб. Был убит в попытке меня спасти. Я должен был выполнить его последнюю просьбу, должен был убежать.
Пробежав метров сто, я перепрыгнул через полуметровое ограждение и очутился на кукурузном поле. Мой рост не позволял мне раствориться в нём, и я стал двигаться, согнув спину. Тяжесть рюкзака, бьющие по лицу листья, ноги будто потяжелевшие вдвое из-за непрекращающегося бега, несмотря ни на что, я продолжал бежать. Когда дыхание сбилось окончательно, и ноги уже не могли
