style="font-size:15px;"> – Идём, Волк, – сказал он Всеволоду, назвав окольничего старым боевым именем. Шипя от боли, князь стал спускаться по ступеням. Давняя рана в колено, полученная им в бою с онригарами, снова дала о себе знать. Да и собственные рубцы воеводы тоже ныли. Предчувствуя изменение погоды, они приглушённо, будто издали, отдавали в костях эхом тупой, изматывающей муки.
«Станется и дождь пойдёт» – глянув вверх, подумал Всеволод. Но небо оказалось абсолютно чистым. Ти тучки, ни облачка.
– Ну, что думаешь о притче нашего Карася-Кузьмы? Слышал ранее о такой вот скверне, что людей да скот изводит?
Всеволод не спешил с ответом. Подумал, потирая чёрную бородку, в которой уже промелькнули первые седые прядки.
– Нет, – в итоге сказал он, – в тёмных урочищах разное, конечно, повидать пришлось. И с лешим сталкивались, и с шишигой, да и горына в деле видеть доводилось. Многие чудовища людей изводят, но чтобы лес сох да зверьё пропадало… Нет, такого не встречал. К тому ж рассказчик с крепача неважный, на слух не разобрать, что за напасть такая эта их зареченская скверность. Болезнь? Чудо-юдо? Али банда обозлённых лесорубов? Так сразу не поймёшь. Тут на месте смотреть нужно.
– Так я и думал. Была б то бестия лесная, зареченцы и посылать за помощью никого не стали. Собравшись толпой подняли бы её на рогатины в два счета. Знаю я тамошних людишек, те ещё оторвы. Стервецы. У них из зада ржавый гвоздь калёными клещами не выдерешь, не то, что подать. Как за подушным сборщик ни явится, по хатам лишь старики да дети, все остальные в лес сбегают. Чувствуют себя в чащобе словно дома. Могут и неделю в дебрях просидеть, и две. Токма жир нагуляют. Одно слово – поганцы. Но вот чего, а храбрости у них не занимать. Абы чем, какой косматой страховидлой их не проймёшь. Не-е-т… – протянул Ярополк. – Здесь что-то другое. Что-то, отчего наш Кузьма трясётся и заикается. Что-то, что заставило тех, кто его послал, всерьёз опасаться за свои жизни и просить помощи здесь, в Марь-городе. Обратится к тем, кого они избегают всеми силами. А это значит дело серьёзное.
Поглощённые разговором, окольничий и князь вышли во внутренний дворик, скрытый от посторонних глаз изгибами строений и бревенчатым оскалом тына. Небольшой садик, разбитый здесь по воле Ярополка, благоухал яблоневым цветом, кустами вишни и сирени. Пчёлы, деловито жужжа, сновали над цветами, собирая первый, и оттого самый сладкий весенний нектар.
Маленькая девчушка, годков едва ли трёх, выбежала им на встречу. Рыжие, растрёпанные косички весело мели воздух за её спиной. Бросившись в объятья Ярополка, ребёнок залился радостным, звенящим смехом. Князь, уронив трость, подхватил её, и, несмотря на больную ногу, резво закружил в воздухе.
– Тятя, тятя, опути! – верещала девчушка, вцепившись в руки отца и пища от восторга.
– А ну-ка! Что это я здесь поймал, – суровым голосом произнёс князь, притворно хмуря брови. Подняв девочку над собой, он повертел её из стороны в сторону,
