в этом ничего ненормального. Он видел, что я устала, и хотел что-нибудь для меня сделать. Что-нибудь приятное. Что-нибудь, что помогло бы мне расслабиться.
– Давайте поговорим о Франце. Мы несколько раз его допрашивали. В основном, из-за того, что, по слухам, вы с ним бурно ссорились.
– Это ведь было на Коппенштрассе, а не в люксе отеля «Адлон». В подобной дыре все ругаются. Покажи мне пару, которая живет там и ни разу не поссорилась.
– У него несколько судимостей за нападение. И много острых ножей. Достаточно острых, чтобы легко снять с кого-нибудь скальп.
– Он резал по дереву. Мастерил игрушки для рождественских ярмарок. Чтобы немного подзаработать. У него неплохо получалось. Но на время моей смерти у него алиби. Он работал в ночную смену на фабрике.
– Моя работа – ломать алиби. А он был достаточно близко, чтобы улизнуть на десять минут, убить вас и затем вернуться.
– Убить курицу, несущую золотые яйца? Не думаю. Как шлюха я была хороша, коппер. Возможно, Франц ублюдок, но не полный же идиот. А многие его сослуживцы и даже заводской мастер сказали, что ни на секунду не теряли Франца из виду.
– Еще полицейские обнаружили в вашей квартире несколько романов Карла Мая. Включая те, что про Виннету. Собственно, именно это побудило прессу прозвать так вашего убийцу.
По какой-то причине я не мог заставить себя думать об этом типе как об убийце со Силезского вокзала. И знал, что Геннат чувствовал то же самое и называл его Виннету, пока Вайса не было рядом. Все так делали, я не был исключением.
– Сама я не большая любительница чтения. Но, по словам Франца, половина мужчин в Германии читали эти чертовы книжки.
– Наверное, вы правы.
– Послушай, приятель, Франца можно считать кем угодно. Но где-то глубоко в его груди жило сердце, которое любило меня. Именно это держало нас вместе. Да, мы ссорились, но обычно из-за того, что он перебрал. Да ради всего святого, какой немец не напивается до бесчувствия вечером в пятницу и не колотит после свою жену? Ты мало знаешь об этом, живя в такой миленькой маленькой комнате. С ковром на полу. Со шторами на окнах, через которые можно глядеть. Когда Франц переступал черту, я отвешивала ему пару раз ножкой от стула. Как-то даже подумала, что убила. Но у него голова как грецкий орех, и примерно через час он очухался, полный раскаяния из-за того, что первым начал. Даже не затаил обиду. Почти уверена, он и не помнил, как я его ударила. В тот раз мы очень славно помирились.
– Звучит романтично.
– Конечно, почему бы и нет? Романтика в берлинском стиле. Позволь мне сказать тебе кое-что, коппер: когда мужчина лежит без сознания у твоих ног, и ты знаешь, что, если бы захотела, могла бы забить его ножкой стула до полусмерти, только тогда действительно понимаешь, любишь его или нет.
– Как уже говорил, я сожалею о том, что с вами случилось. И сделаю все возможное, чтобы поймать того, кто это сделал. Даю вам слово.
– Очень мило с вашей стороны, герр Гюнтер. Но, честно говоря, для меня это теперь не имеет особого значения.
– Можете
