style="font-size:15px;"> – Или в Калифорнию, – пожимаю я плечами.
Меня удивляет, почему Эдди остался жить в месте, с которым его связывает так много плохих воспоминаний, в месте, где он кажется белой вороной, совсем слегка, но все же выделяется, даже с учетом денег и дорогой одежды.
– Ну, здесь расположен головной офис «Сазерн-Мэнорс», – отвечает Эдди. – Я мог бы заниматься подрядами где-нибудь в другом месте, но Беа очень хотела, чтобы «Сазерн-Мэнорс» базировалась в Алабаме. Это выглядело бы… не знаю. Как предательство, наверное. Если бы я перенес предприятие в другое место. Или продал. – Выражение его лица немного смягчается. – Это ее наследие, и я чувствую себя ответственным за его сохранение.
Я киваю, радуясь тому, что как раз сейчас нам приносят еду и этот разговор может завершиться сам по себе. Я уже поняла, насколько важна для Эдди компания «Сазерн-Мэнорс»: во время поисков в Интернете я нашла статьи о том, как спустя всего несколько месяцев после исчезновения Беа Эдди боролся за получение судебного ордера, официально подтверждающего ее смерть. Статьи были как-то связаны с «Сазерн-Мэнорс», и в них содержалось множество непонятных мне деловых и юридических терминов, но я ухватила суть – Беа должна была считаться мертвой на бумаге, чтобы Эдди возглавил компанию и управлял ею так, как хотела бы жена. Интересно, что он почувствовал, объявив о смерти жены таким официальным, окончательным образом?
Разрезая бифштекс, Эдди с едва заметной улыбкой бросает на меня взгляд.
– Довольно обо мне. Я хочу послушать о тебе.
Я начинаю травить милые байки, изображая жизнь Джейн в лестном свете. Некоторые из историй реальны (средняя школа в Аризоне), некоторые – наполовину, а иные позаимствованы у друзей. Эдди, кажется, слушает с удовольствием, улыбаясь и кивая во время еды, и к моменту, когда приносят счет, я чувствую себя более расслабленной и уверенной, чем представляла себя на этом свидании.
Когда наступает пора уходить, Эдди берет мою руку и кладет ее на сгиб своего локтя, а затем мы выходим из ресторана.
Это смешно, я знаю. Я – здесь, с ним. Я – идущая с ним под руку. Я – в его жизни. Но все же это так, и, когда мы выходим к тротуару, я поднимаю голову выше и держусь ближе к Эдди, касаясь его бедра краем платья. Ночь теплая и влажная, мои волосы вьются вокруг лица, фонари отражаются в лужах и ямках. Я гадаю, поцелует ли меня Эдди, попросит ли остаться у него на ночь. По просьбе Эдди нам завернули с собой кусок пирога – я представляю, как мы вдвоем едим его на той великолепной кухне. Или в постели. Может быть, Эдди именно для этого заказал пирог? Я фантазирую, как вхожу в его дом ночью, как красиво будут смотреться в темноте точечные светильники. Как будет выглядеть задний двор, когда взойдет солнце. Как пахнут его простыни и каково на них лежать, каково это – просыпаться в его доме.
– Ты что-то притихла, – замечает Эдди, привлекая меня ближе, и я приподнимаю голову, чтобы улыбнуться ему.
– Могу я быть честной?
– Может, лучше не надо?
Я слегка толкаю
