Стоять! Сейчас полицию позову. Полиция! – орет в матюгальник.
Поезд, слава Господу, подкатил, я в него – успел, не свинтили.
Выхожу на Лиговке, солнце светит, птички поют – октябрь. До Некрасова по Лиговке до работы ходу минут пятнадцать. Это без захода в лабаз. С заходом – считайте сами: если очередь, то минут пять; без очереди – минут десять. Потому что не люблю я спешить – цены оцениваю, все такое, когда без очереди. А очередь терпеть не могу, всех этих старорежимных интеллигенток, выгребающих копеечки для кассирши, чтобы та со сдачей не смухлевала.
Зашел. Чего не зайти? Работа она работой, а понедельник он понедельником. Душа горит, тело с утра без огнетушителя.
Магазинчик напротив бывшей греческой церкви, где теперь БКЗ «Октябрьский», знаком давно. Откуплен кавказской мафией, цены правильные. Любят они, кавказцы, русский народ, особенно если народ с похмелья. Ну и стариков-ветеранов. Последнее – это не про меня.
Купил. «Синебрюхова» купил две жестянки. Я его обычно не покупаю. Дорого. И друзей перемерло от него ого-го сколько. Лёнька Груздев, Ваня Хрипатов, Славчик, Мурзик, всех не пересчитаешь. Бьет по поджелудочной только так. Желтеет тело, как у мумии в Эрмитаже. Даже хуже, еще желтее. Как у лидера китайской компартии Си Цзиньпина, или как там его по-ихнему.
Одну, думаю, отдам Борьке – небось, тоже с похмела, как альцгеймер. Мощами трясет, трудяга. Ему сегодня отчет сдавать. По поводу поджога помойки. Не сгорела, мать ее тать, бензину только перевели вне нормы. С нас, суки-падлы, высчитают. Еноты!
Это, конечно, тайна, не выдавайте нас, люди добрые, но такая у нас работа – помойки жжем. Считайте, я вам не говорил.
Купил, в голове все крутится это «массовое братание». Что оно, где оно, почему оно? Так оно крутилось-крутилось, что выпил я по пути к Некрасова и свои синебрюховские полбанки, и Борькины тоже выпил. В животе, как в помойке, жжет. К поджелудочной огонь подступает. Как у лидера китайской компартии.
Ладно, думаю, работа работой, а здоровье живота – это главное. Свернул в Озерный, там на углу с Радищева наливают таким, как Борька. Тайно – явно не интересно. Там типа кафе-мороженое. Зашел. Детки внутри тусуются, хотя время еще не детское. В это время таких, как Борька, в заведении полный жоп. Но сегодня почему-то ни рожи.
– Девушка, – говорю я, – здрасьте. Доброе, – говорю, – вам утро.
– Доброе, – говорит она. – Только без вашей физиономии. Сегодня, – говорит, – день детей. Поэтому сегодня не наливаем. Если хотите выпить, к Люське идите, в «Три-тополя-на-Радищева».
– Спасибо, – я ей сказал и пошел в «Три-тополя-на-Радищева».
Думаю, успею я на работу. Помойки жечь – не велика сила. Ума не надо, Борька на это есть.
Зашел к Люське. К стойке подхожу, как убогий. Нога что-то ходить не хочет. Вчера левая, а сегодня правая. Завтра вдруг как обе откажут?
– Люся, – Люське я говорю, – а налей мне, Люся, Людмила Павловна, моей любимой водочки «Антрацитовой» двести граммов. Чтобы до работы дойти.
– Какая
