сколько всего она успевала ему наговорить за один день и как много ненужной и бессмысленной информации она донесла до него за все время их знакомства, отдельным фактам просто не хватало места в голове. Для того чтобы внимать этому потоку, надо было обладать интеллектом восьмиклассницы и памятью суперкомпьютера.
Тем не менее он утвердительно кивнул.
– Так вот, я ему позвонила и договорилась на завтра. Представляешь? Это в центре. На Маяковке. Тебе там сделают томографию головного мозга.
– Чего?
– Томографию, – повторила она по слогам, – и будет видно, отчего эти онемения и обмороки, – Крис подалась к нему всем телом. И без того большие ее глаза теперь висели над ним как две голубые инопланетные тарелки. Колечко в ее носу качнулось, и это выглядело одновременно забавно и пугающе.
– А вдруг у тебя опухоль в мозгу? – прошептала она.
Так далеко в мыслях Дэн еще не заходил. Теперь, глядя в ее глаза, он с ужасом понял, что это возможно. Черт, очень даже возможно! Налицо все классические симптомы опухоли или аневризмы. Последнее, конечно, предпочтительнее. В один миг – бах! Но, черт, он совсем не готов к такому варианту. Дэн представил себя на больничной койке, опутанного проводами и пластиковыми трубками, осунувшегося, с землистым цветом лица, с кругами под испуганными глазами, еще и лысого, как коленка мисс Мира.
– А знаешь, что самое классное? – с просила Крис, наклонившись еще ближе. Колечко снова качнулось. Она улыбалась так, будто прячет в рукаве целых пять козырных тузов.
– Понятия не имею, что здесь вообще может быть классного? – ответил Дэн. Вся эта сцена его утомила. Ему хотелось переодеться и поесть. И не думать. Опухоль в тридцать один год? Когда в жизни только начинается все самое интересное?
Крис посмотрела на него, как на капризного ребенка:
– С тебя даже денег не возьмут, представляешь?
– Ну, круто.
– Знаешь, сколько стоит у них эта процедура? Мы же говорим о Бурденко, Денис!
– …Бурденко, Денис, – повторил он за ней пискляво.
– Ты еще и паясничаешь? – спросила она, стремительно уменьшаясь в размерах и надувая по пути губки. – Я же для тебя старалась.
Хуже нет, когда она обижается. Будет дуться весь день, намеренно, театрально, не покидая его из виду, чтобы знал, из-за кого она страдает. Упустишь момент перехода границы спора в обиду – пиши пропало, никакие извинения не помогут. Хоть павлином вокруг ходи, распуская хвост и пытаясь загладить вину, прощения не будет. Пока она вволю не отдуется, не исплачется и не наобижается, лучше не подходить. Наказание – быть рядом, впитывать вину, стоять без зонтика под ливнем упреков и молчаливого порицания. Терпеть и ждать, пока тучи не разойдутся. Обычно на это уходило два часа, иногда три дня, а однажды она дулась неделю.
– Ну, ладно тебе, – он обнял ее мгновенно ставшие каменными плечи и чмокнул в колечко в носу. – С делаем мы эту томографию. Не проблема, – он поцеловал ее еще, на этот раз в губы, и камень поддался. Крис ответила на его
