курьера, который только и хотел, что поинтересоваться, как идет процесс заполнения Формы? Идите, идите, Корявый, с глаз долой, и чтоб больше никаких косяков, а то не видать Вам премии, как своих ушей!
– Корявый, Корявый! – Андрей пулей выскочил из кабинета главврача и понесся по коридору, – я уже двадцать восемь лет, как Корявый, да к тому же еще и Изольдович! А то стал бы я здесь работать, будь у меня ФИО поприличнее! В следующий раз я эту Форму Балаганову в дупу засуну и проверну два раза! – мысль о предстоящей расправе над МНС была притягательной, она согревала душу, и Андрей вернулся к себе в кабинет уже почти спокойным. – Нет, пожалуй, нет! Лучше я каждый день буду вписывать его фамилию в пункты номер один, три, пять, семь и девять! А почему? Да потому что мне так хочется! Вот так-то, МНС, никогда ты не будешь доцентом!
Автобус издал крякающий звук, липко чмокнул дверями и рванул с места. Задумавшийся Андрей от неожиданности дернулся и, не удержавшись, упал на бабку на сидении сзади – прямо на коленки, на которых покоилась огромная хозяйственная сумка, набитая чем-то хрупким. Хрупкое нечто лопнуло, и Андрей дернулся одновременно от истошного визга бабки и от ее кулачного выпада, которым она пыталась сломать ему ребра.
– Что ж ты наделал, ирод! – за первым ударом последовал второй, а потом и третий, – все яйца мне разбил, сволочь! А ну быстро вставай! Кто мне теперь за все заплатит?
Андрей медленно и неуклюже поднялся на ноги. Морда бабки ему определенно не нравилась, именно с такой она, судя по всему, принародно втаптывала в грязь покойника-пьяницу-мужа, когда он был еще живым.
– Извини, мать! – буркнул он и полез за кошельком, – давай я тебе заплачу!
– Заплатишь, конечно, заплатишь, милок, можешь в этом не сомневаться!
– How much? – Андрей, стиснув зубы, пытался говорить спокойно. Ох, с каким наслаждением он сейчас заехал бы бабке по ее злобной роже – но нельзя: возраст надо уважать!
– Тыща! – бабка быстро протянула открытую ладошку, – давай, гони бабло!
– За что тыща-то! У тебя там что, две сотни яиц было? – Андрей попытался немного сбить цену, но лучше бы он этого не делал!
– Не твое собачье дело, сопля бумажная! – бабка моментально взорвалась, как Ключевская сопка на Камчатке, – ты мне вон, все кости переломал, биндюжник! А ну давай деньги, а то сейчас в полицию сдам!
– Ладно, ладно! – Андрей вытянул из кошелька тысячную купюру и протянул бабке, – удавись, ведьма! Чтоб ты распухла!
– Ах ты, недоносок! – бабка лихо выхватила деньги и раскрыла варежку на всю катушку, – да я ж тебя сейчас! Что ж это деется-то, люди добрые, что ж это происходит? Меня, ударницу коммунистического труда, да ведьмой кличут! Ну, погоди у меня, вот сейчас я тебя в ГУЛАГ-то упеку, упеку!
Бабка сбросила на пол сумку и зачем-то полезла в карман. Автобус гудел. Андрей оглянулся: в глазах пожилой общественности читался смертный приговор. Пора ретироваться! Автобус как раз подошел к остановке, и Андрей пулей выскочил на улицу.
