и укатил обратно.
Ночью поступил приказ о начале наступления, утром повел роту в атаку. В спину никто не выстрелил, поставленную задачу штрафники выполнили. Потом были еще бои, переменный состав менялся. Сорок третий год встретил старшим лейтенантом и был принят в ряды ВКП(б).
На Дону получив контузию, попал в госпиталь. После выписки назначили начальником штаба штрафного батальона 1-го Украинского фронта. Во время Львовско-Сандомирской операции* командир батальона погиб при бомбежке, Лосев занял его место. Победу встретил в Бреслау.
И теперь вместе с заместителем Каламбетом и начальником штаба Орешкиным возвращался из штаба дивизии, куда отвозили списки личного состава. Штрафные подразделения упразднялись, переменный состав подлежал реабилитации, с последующим направлением в другие части или демобилизации. Постоянный зачислялся в резерв до особого распоряжения.
В штабе случайно узнали, что на Мензельштрассе поляки открыли ресторан. Орешкин предложил там отобедать.
– Командир, ты когда последний раз был в ресторане? – спросил майора, когда выйдя из здания, шли к машине.
– Не приходилось, – пожал тот плечами. – Сразу после школы училище, потом война.
– А ты? – взглянул Орешкин на Каламбета.
– За неделю до нее. Обмывал с сослуживцами очередное звание.
Каламбет был самым старшим из троих.
Войну начал капитаном, под Харьковом. За отход с позиции был разжалован в лейтенанты и после этого сам напросился в штрафбат, где дорос до заместителя командира батальона. Орешкин же до недавнего времени являлся ротным, штаб возглавил на подступах к Бреслау. За время совместной службы все притерлись друг другу, отношения были можно сказать, дружеские.
Вскоре выехали к перекрестку, по булыжникам цокал копытами эскадрон казаков.
Сразу за командиром в первом ряду растягивал меха гармошки чубатый парень в кубанке
Ты ждёшь, Лизавета,
От друга привета.
Ты не спишь до рассвета,
Всё грустишь обо мне.
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом коне!
душевно выводил чистый высокий голос
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом коне!
дружно потягивала еще полтораста глоток.
– Хорошо, поют черти, – притормозил Лосев, пропуская всадников, и свернул направо.
– Точно Мензельштрассе, – указал Орешкин на надпись готической вязью на стене разбитого до нижних этажей дома.
– Эта вроде целее других, – оценил с заднего сидения Каламбет.
Многие дома на улице действительно сохранились, как и трамвайные пути с посеченными осколками деревьями вдоль нее. На некоторых зеленели листья. Людей на тротуарах было чуть больше, транспорта меньше. Часто попадались открывшиеся
