литературу, брезгливо называя ее «антирелигиозной макулатурой»[68]. По правде сказать, она почти вся была низкопробной. Но и к церкви как организации он, став властителем, относился с холодным прагматизмом. Со времен семинарского детства он знал истинную цену многим земным пастырям.
Сталин, страшась своей же собственной мысли, демонстрирует рисунком свое понимание полной свободы. Это свобода от любых последствий своих поступков, чем бы они ни порождались – его разумом (человеческим) или его чувствами (божественным). Сталкиваясь в реальности, они взаимно уничтожаются, как электрические заряды. Поэтому незачем и не на кого оглядываться: ни на Бога, ни на человечество. Абсолютно свободен! От добра и зла, от чувства вины за то и другое. Все, что он делал, вся его жизнь была посвящена достижению, а затем удержанию абсолютной личной свободы. Конечно, не все так прямолинейно и просто.
Полностью освободиться от чувства вины и раскаяний, как и любому человеку, ему не удастся никогда. Так же как освободиться от Бога. И тому мы найдем немало отчетливых свидетельств.
В августе 1942 года в разговоре с Черчиллем, который напомнил о Гражданской войне, Сталин, вздохнув, ответил: «Все это относится к прошлому, а прошлое принадлежит Богу». Тогда он бессознательно соврал Черчиллю, как постоянно врал не только другим, но и самому себе. Не дожидаясь конца войны, он уже в 1944 году вновь вернулся к затеянному еще в 1930-х годах грандиозному плану перекраивания истории, то есть того самого «принадлежащего Богу прошлого». Он сам и большинство советских историков упорно продолжали переписывать заново все обозримое прошлое – от его собственной биографии и до всемирной истории. Став правителем, он во всем – и в прошлом, и в настоящем – чувствовал себя абсолютно свободным и господствовал и там и тут безраздельно, при этом не до конца отрицая присутствие Бога. Возможно, в его мире Бог был необходим для полноценного ощущения истинного масштаба своего земного могущества?
Очень хочется указать на Ницше как на сталинский первоисточник с его знаменитым высказыванием о сверхчеловеке, шагнувшем по ту сторону добра и зла. Но среди книг с пометами Сталина произведений Ницше я пока не обнаружил. Дуновение же ницшеанства вполне ощутимо[69]. Впрочем, пусть косвенные, но неоспоримые признаки его знакомства с ницшеанством мне все же удалось отыскать. Выступая на XIII конференции РКП(б) в январе 1924 года, Сталин так характеризовал Троцкого: «Ошибка Троцкого в том и состоит, что он противопоставил себя ЦК и возомнил себя сверхчеловеком, стоящим над ЦК, над его законами, над его решениями…»[70] Как всегда, он обвинял врагов в том, чем был грешен сам.
Пройдут годы, и уже после кровавой Отечественной войны рука Сталина вновь потянется начертать похожую анаграмму. Сталин читает книгу Г. Александрова «Философские предшественники марксизма». На одной из страниц автор излагает философскую систему Фихте, в которой решается диалектическое противоречие между
РГА СПИ. Ф. 558. Оп. 1. Ед. хр. 2510.
Как утверждают некоторые мемуаристы, Сталин всю Гражданскую войну проходил с томиком Ницше в кармане. Как и в случае с Макиавелли, сам факт знакомства с теми или иными идеями ничего не доказывает до тех пор, пока не обнаруживается прямая реакция на них.
