style="font-size:15px;"> – Нормально отметили, – промямлила Инга и постаралась перевести тему. – Как у тебя дела?
– Эта неделя у меня была рабочая. Из интересного – брала интервью у священника. У него очень популярный инстаграм, он там на религиозные вопросы отвечает человеческим языком. Простой дядька, выглядит искренним. Мне понравилось с ним разговаривать. Не смотрела?
– Ты знаешь, я по утрам собираюсь на работу, когда у тебя передача, – уклончиво ответила Инга и поерзала на стуле.
– Необязательно придумывать оправдания. Я и так знаю, что ты редко смотришь мои эфиры. Но этот был хороший.
В детстве Инга ужасно гордилась маминой работой. Когда у ее одноклассников спрашивали, кто их родители по профессии, все говорили: «бухгалтер», или «менеджер», или в лучшем случае «врач». Потом очередь доходила до Инги, и она триумфально заявляла: «Мой папа – художник, а мама – телеведущая». Казалось, все сразу проникались к ней уважением.
Мать иногда узнавали на улице и просили автограф. Если в этот момент рядом оказывалась Инга, то она надувалась от важности и про себя даже немного обижалась, что маму это внимание как будто не трогает. Ей казалось, что безразличием к своей популярности мать и у нее отбирает основание для гордости. Инга не желала с ним расставаться. Знакомясь с другими детьми, она первым делом хвасталась тем, кто ее мама. Она смотрела все ее эфиры. Ингу завораживало, что эта женщина в телевизоре, такая строгая и невозможно красивая, живет у нее дома. Ее хотелось постоянно рисовать. Ингу удивляло, что отец не делает этого.
Инга не могла точно сказать, почему со временем ее отношение изменилось. В четырнадцать ей вдруг стало казаться, что утренние ток-шоу – развлечение для стариков и больше их никто не смотрит. Она сама смотрела МTV. Вот там вести передачи было круто, а прогнозы погоды, курсы валют и репортажи из деревень, где построили долгожданный мост, казались ей прошлым веком. Теперь она даже немного стыдилась признаваться, что мать работает на допотопном телевидении.
Вскоре умер отец, и Инга ударилась в почитание его памяти со всей силой подростковой экзальтации. Ей казалось, что, в отличие от матери, он делал в жизни что-то стоящее. Как раньше она боготворила ее, так теперь стала боготворить его. Инга решила, что обязательно пойдет по отцовским стопам. Материнская профессия окончательно перестала вызывать у нее что-либо, кроме презрения. Мать занималась конъюнктурой – Инга вслед за отцом собиралась творить вечность.
Мать никак не комментировала ее планы до тех пор, пока Инга торжественно не объявила, что намерена выучиться на художника. Про себя она приготовилась отражать удары. Она не сомневалась, что мать скажет, что это непрактично, не принесет ей денег и, возможно, поначалу даже не принесет успеха. Инга была готова ко всему. Мать выслушала ее, отложив книгу, которую читала, и сказала: «Поступай как знаешь. Мне всегда казалось, что лучше быть первым маляром, чем посредственным художником», – после чего с невозмутимым видом вернулась к чтению.
В
