побуду здесь еще минутку. Пока не готова уходить, потому что слишком уж люблю свежий воздух. К тому же я ищу идеальный бокал вина. Пять – это же не слишком много?
Она слегка посмеялась от моих слов и наконец отправилась слушать речь, которая все еще не закончилась. А я взяла бокал и опустошила его, пока в мыслях эхом отдавались подслушанные ранее слова.
Не знаю, как Селина ее терпит. Что бы Джосс ни сделала и как бы громко и неприлично себя ни вела. Представь, каково жить с ней все время. Когда она, типа, постоянно у тебя дома и никуда от нее не деться!
Правда о том, как другие люди воспринимали меня, обожгла, как удар пощечины.
Селина тоже так меня воспринимала? Как шумную, смущающую, постоянно находящуюся рядом подружку, которой она не могла полностью довериться из страха, что я расскажу всему миру ее самые темные, сокровенные тайны?
Эта мысль немало меня беспокоила, потому что шла вразрез с тем, как я сама себя воспринимала: хорошая подруга, которая желает Селине лишь счастья. Но если бы это было чистой правдой, то я бы сейчас не испытывала так много неприятных чувств от сомнений до зависти и эту острую занозу предательства.
Подруга могла рассказать мне об этом важном, судьбоносном событии, и мне было больно оттого, что она этого не сделала.
Я бродила по пустому коридору, чувствуя, как долгожданное онемение от вина окутывает сознание, и без особого интереса рассматривала картины. На них были изображены чопорные мужчины и женщины, которые за минувшие века оказали какое-то влияние на империю.
Я должна была знать их имена. Передо мной была обстоятельно, художественно изложенная история. Но мне было все равно, кем они были и что сделали.
История была совершенно бессмысленной.
Мне нужно взять себя в руки. Это не конец света. Да, лучшая подруга хранила от меня огромный секрет, но Селина всегда играла по правилам. А правила этой конкретной игры были таковы: не говори никому, особенно Джосс, у которой язык без костей.
Я даже не могу сказать, что она была не права. Честно признаться, если бы я до этого вечера узнала, что они с Виктором обручены или хотя бы встречаются, то рассказала бы всем знакомым, начиная с Беллы, Оливии и Хелен. А они, в свою очередь, всем своим знакомым, и к этому времени все в Айронпорте, если не во всей Регарийской империи, узнали бы об этом еще до официального объявления королевы. Я обожала королеву, но знала, что она была бы не рада такой неприятности.
Но все же понимание, что именно произошло и почему это произошло, не спасало от невыносимой боли.
Я рассматривала портрет женщины с суровым лицом, которой на вид было около пятидесяти, хотя в действительности она, вероятно, оказалась лет на двадцать моложе. У нее была старомодная прическа с павлиньими перьями, воткнутыми в случайном порядке, и платье с жестким белым воротником, который доходил ей до самого подбородка.
С виду она была не рада позировать для этого портрета. Но не могу сказать, что виню ее.
Последний портрет моего отца висел в другом
