style="font-size:15px;"> Я кивнул, и доктор поманил меня к столу, где в небольшой коробке, приколотая к белой подушечке, лежала, распластав крылья, серо-голубая бабочка. По бокам крыльев у неё шла размытая чёрная кайма.
– Голубянка арион, – сказал я. – Вы их ловите?
– Время от времени, – кивнул доктор. – Знаете, когда брожу по этим болотам с сачком, чувствую себя доктором Стэплтоном. Вы читали «Собаку Баскервилей»?
– Он вроде был злодеем.
– А кто сказал, что я не воображаю себя также и владельцем адской собаки, когда прыгаю с кочки на кочку?
Доктор рассмеялся, и я тоже улыбнулся ему. Чудак.
– Впрочем, сомневаюсь, что Стэплтон был настоящим энтомологом, – сказал доктор, закрывая голубянку прозрачной крышкой, – во всяком случае, циклопидис, которую он якобы едва не поймал, в наших краях точно не водится.
– А где водится?
– По большей части в Южной Америке. Не поможете мне, Нил?
Без особого желания я собрал со стола детские рисунки, сложил их в стопу и посмотрел на верхний – кривые каракули, но в них можно было угадать попытку изобразить цветы. В семь я рисовал лучше.
– Я не учу их рисованию, – словно угадав мои мысли, сказал доктор и забрал рисунки, – поскольку сам едва ли сумею изобразить ровный домик. Но мне важно, чтобы они привыкли обращать внимание на мир вокруг. И, смотрите, – он повернул в мою сторону рисунок, – Эни увидела ландыши и поняла, насколько они прекрасны. И подписала название на латыни.
– Зачем вы с ними занимаетесь? – спросил я, следуя за доктором на кухню. – Неужели хорошо платят?
Доктор рассмеялся:
– Что вы! Я не беру денег за уроки. Считайте это моим хобби. Чистой воды эгоизм, конечно. Вокруг слишком мало людей, способных поговорить о бабочках и цветах. Разочаровавшись во взрослых, я решил воспитывать собеседников сам. Вы садитесь, я пожарю гренок.
Добренький какой.
Я молча уселся на прежнее место, скрестил ноги в лодыжках, сложил руки на груди и принялся наблюдать, как доктор надевает фартук, моет руки, спокойно, без суеты режет белый хлеб, обмакивает кусочки в смесь яйца и молока и выкладывает на сковороду. Зашипело, запахло так, что рот наполнился слюной.
– Старший констебль Райли сунет меня в тюрьму, – произнёс я, шумно сглатывая. – Не противно вам кормить убийцу?
Доктор обернулся через плечо и вопросительно поднял одну бровь. Опять вернулся к гренкам.
– Мне казалось, мы с вами выяснили это ещё вчера. Вы сказали, что не убивали мистера Кидса.
– Вы всегда людям на слово верите?
– Чаще всего, если они не дают мне повода подозревать их во лжи.
Моё первое впечатление было верным: ему бы стоило быть пастором и затирать это в церкви, стоя с благостным лицом.
– И, в любом случае, у нас действует презумпция невиновности. Пока суд не установил, что вы виновны, я имею полное право не считать вас убийцей, – продолжил доктор. – Прошу, гренки. Загляните
