обсуждают любовников. И это называется современным подходом? Да к черту! Не нужна мне такая свобода! Кто это все придумал? Если он султан, тогда я кто? Из роли любимой жены меня уволили, значит я –что-то вроде валиде. Да, валиде. Правда, не мать султана, но старшая и вечно дежурная по гарему. И поставляю молоденьких любовниц мужу. Наверное, я средневековая необразованная дура. Но как же мне хочется, чтобы мой муж, рыча, отбивал меня у других. Чтобы ревновал, следил, покоя не давал. Как когда-то, когда мне нужно было выбрать между Гордеем и Аристархом, и Гордей просто с ума сходил, пытаясь не отдать меня сопернику. Где это все? Почему все проходит? И как мне доиграть эту роль? Господи, дай мне сил!
Пусть лучше будет властным собственником, чем вот так. Если бы я только любила его чуть меньше! Если бы… я бы, наверное, предпочла уйти от него, утроиться на работу, а лучше на две, и самой растить Белку. Но я не могу заставить себя с корнем вырвать его из сердца. Это какое-то страшное проклятье: любить его, угождать во всем, унижаться. Если это и есть настоящая любовь, то почему на ней все так помешаны? Это не счастье, это вечная боль. Разорванная пополам душа, выжженое ревностью к другим бабам сердце. И постоянная необходимость молчать, терпеть и улыбаться. За что, Господи, ты так наказываешь меня?
В этот момент раздался пронзительный звонок "Ватсапа" и на экране моего телефона высветилось: "Белка". Я поспешно приняла видеозвонок.
– Привет! А что папа уже ушел? – огорченно протянула дочка. – А я так старалась подгадать, чтобы вас вместе застать.
– Подожди, он еще дома, в спальне. Пошел одеваться. Гордей! – кричу я и бегу с телефоном к лестнице, которая ведет на второй этаж, в спальню. – Дочка звонит!
– Уже иду! – Гордей спешит вниз по лестнице, на ходу завязывая галстук.
– Мам, пап, у нас тут туса в летний лагерь во Франции намечается. Хочу поехать со всеми, но мне нужно разрешение от обоих родителей. Чтобы две подписи было.
– Я сегодня же все вышлю, не волнуйся, – поспешно заверяю я. – Ты как, моя хорошая?
Гордей молча кивает и отходит в сторону.
– Мам, папа из ракурса пропал. Покажи мне его! – она вытягивает шею, пытаясь рассмотреть Гордея в глубине гостиной.
При этом она подносит ко рту булку, щедро намазанную шоколадной пастой. И аппетитно откусывает, чуть подняв верхнюю губу и сильно прикусывая вкусняшку двумя передними зубами, между которыми виден большой зазор. Поэтому я и прозвала ее Белкой.
– Я здесь, – улыбаясь, отзывается Гордей, и поспешно подходит к телефону.
Но улыбка немедленно сползает с его лица при виде того, с каким аппетитом Белка уписывает бутерброд с шоколадом. Он раздраженно бросает:
– Какого черта ты ешь с утра шоколад?
Белка давится, глаза ее наполняются слезами.
– Гордей, – отодвигаюсь от телефона, выходя из ракурса камеры, чтобы дочка меня не видела, продолжая держать его на вытянутой руке, и яростно, но очень тихо шиплю: – Что с тобой? Что?
Гордей
