Брайд появлялся в ее сне, Кружево всегда исчезало. Оно его боялось. Ловкий трюк. Хотелось бы ей знать причину.
– Это неважно, – сказал Брайд. – Что ты чувствуешь?
С тех пор как она встретила Ронана и Брайда, она провела больше времени, чем когда-либо прежде, задаваясь вопросом, каковы грезы других людей. Ей снились Кружева. Всегда и неизменно. Но большинству сновидцев каждую ночь снились разные сны. Хотя, наверное, ей тоже иногда снилось что-то еще, кроме Кружева, но она никогда не могла ни вспомнить, ни представить, что бы это могло быть.
Она задавалась вопросом, как Ронан и Брайд разыскали ее в мире снов.
Они заснули, погрузились в свою иллюзию, а затем…
– Оставайся здесь, – сказал Брайд. – Перестань блуждать. Сколько энергии ты чувствуешь?
«Чертову пропасть», – подумала Хеннесси. Достаточно, чтобы пригрезилось нечто необъятное. Достаточно, чтобы увидеть Кружево целиком.
– Перестань вызывать Кружево, – сказал Брайд. – Я не позволю ему вернуться.
Я не звала его.
Брайд проницательно улыбнулся. Обычно, улыбаясь, человек раскрывался. Крутые парни становились плюшевыми мишками, сентиментальные любители обнимашек оказывались зубастыми сплетниками, застенчивые люди вели себя, как глупые шуты, а отчаянные весельчаки оказывались в глубокой депрессии. Но только не Брайд. Он был загадкой раньше и оставался ею по сей день.
– Где твой голос? Оставайся на месте. А теперь взгляни. Я дал тебе холст, а ты оставила его пустым, – сказал Брайд, жестом указывая вокруг. Теперь, когда Кружево исчезло, во сне был только их разговор, и ничего больше. – Лень – естественное дитя успеха. Кто, с трудом поднявшись по лестнице, почувствует желание построить еще одну лестницу? Вид и так уже достаточно хорош. Ты даже не пытаешься. Почему?
Голос Хеннесси все еще оставался всего лишь мыслью. Существует слово, чтобы дать название тому, кто использует один и тот же метод снова и снова, ожидая другого результата?
– Художник? – предположил Брайд. – Раньше ты не беспокоилась о неудачах.
Девушку раздражала его правота.
Хеннесси провела всю юность, работая на каждой попавшейся плоскости, изучая, как ведет себя пигмент, как барсучья щетина распределяет краску в сравнении с беличьей, свиной и колинским соболем, как комплементарные цвета дополняют или контрастируют друг с другом, как устроен под кожей человеческий скелет. Пытаясь. Принимая неудачи. Столько же времени, а то и больше, она потратила также на тренировку своего разума. Восприятие и воображение всегда были самым слабым звеном в цепи для любого художника. Глаза видели то, что хотели видеть, а не то, что было на самом деле. Тени получались слишком темными. Углы чересчур кривыми. Формы вытягивались, сминались. Было необходимо научить мозг воспринимать картинку отстраненно, а затем подключать чувства.
Ошибка, пробуй снова, ошибка, попробуй еще раз.
Она уже позабыла, как когда-то была способна заниматься этим на протяжении
