кишки.
И кал.
У меня сводит низ живота.
Я пукаю, как больной конь:
– Орг-огх-пссссс…
У меня встают волоски на руках.
Зубы скрипят.
Мурашки бегут по спине.
Мурашки бегут по бокам.
Хвост бьёт по ляжкам, как хлыст.
Может, я не кентавр, а кадавр?
Париж омерзителен.
Я больше не могу впитывать в себя эту гнусь.
Капитал.
КАПИТАЛ.
К А П И Т А Л.
Неужели мне придётся здесь умереть?
Я хочу умереть в лесу.
Я хочу умереть как кентавр.
Я хочу умереть…
Или я уже и так кадавр?
Где я, собственно, стою?
Кажется, перед Gare du Nord?
Здесь много людей.
Они спешат.
Заняты только собой.
Собой и своей алчбой.
Выходят из вокзала, входят в него.
Бегут мимо меня, человека-коня.
Никто не замечает, что я здесь стою.
А ведь я не такой, как все.
Я – КЕНТАВР!
Настоящий древний кентавр!
Но они бегут, будто меня здесь нет.
Лучше б они атаковали меня!
Лучше б они растерзали меня!
И вдруг я вижу: бездомный заметил меня.
Бездомных легко отличить.
Они носят все свои вещи с собой.
Или возят их в тележке из супермаркета.
Но у этого нет никаких вещей.
Или он наркоман?
А может, бездомный наркоман?
Он смотрит на меня.
Он подходит ко мне.
И задаёт какой-то вопрос.
Я не понимаю его языка.
Но улыбаюсь ему.
Я стараюсь выглядеть естественно.
Я стараюсь держаться как нормальный человек.
Как кто-то, кто знает, что он тут делает.
Но на самом деле я не знаю ничего.
Вернее, я знаю, что я не такой, как все.
Я – кентавр!
КЕНТАВР ИЛИ КАДАВР.
Бездомный протягивает руку и что-то говорит.
Я не понимаю, но догадываюсь.
Он просит вспомоществование.
Монетку или две.
Как всегда, капитал хочет всё контролировать.
Даже отношения кентавра и бездомного.
Но у меня ничего нет.
Ни монеты, ни тем более двух.
Я – кентавр.
У кентавра капитала – ноль.
Кентавры живут безденежно.
Кентавры живут в лесу.
Кентавры лижут росу.
Но бездомный не понимает этого.
Он всё тянет и тянет руку ко мне.
Прямо в мой рот.
Его
