покачал головой. Олесе в этот момент он показался близким человеком, ближе, чем кто-либо. Он, кажется, видел Злату насквозь, и ни капли не обманывался на ее счет.
– Не обращай внимания, – тепло улыбнулась девушка. Конечно, Дрозду она улыбалась бы слаще и милее, да только Дрозд на нее даже не смотрел. А Гориславу хватило и малого, чтобы он расцвел и махнул рукой, мол, ерунда.
– Сходим на реку, я хочу благословить новую воду, – гораздо миролюбивее предложила Злата, устыдившись своей вспышки раздражения. «Она и без тебя потечет», – подумалось Олесе, но вслух прекословить не стала. Уходя, взглянула на жрицу. Женщина все также неподвижно сидела за праздничным столом, словно каменное изваяние, только ветер раздувал черные волосы и трепал шерстяную накидку. Больной Ярина не выглядела. Олеся не нашла ни единого изъяна на бледной коже: ни язвочки, ни ямочки. «Врет, наверное, сестра», – подумала девушка.
Узенькая речушка, сестрица Быстрянки, носившая прозвание Малая из-за скромных своих размеров, все еще была закована в лед, так что Злата попросила парней расчистить хотя бы самую кромку. Молодые люди споро принялись за дело, кидая камни на тонкую наледь возле берега.
– Смотрите, Умершая! – вдруг воскликнул Карась, указывая на противоположный берег. Олеся не сразу ее разглядела, женщина сидела неподвижно, вся в белом, спрятав лицо в руках, так что сливалась с засыпанными снегом зарослями ивняка. Злата глянула на Умершую нехорошим взглядом и скривила рот.
– Прогоните нечистую, она помешает мне провести обряд!
– Эй ты, иди отсюда! – зычно крикнул Карась. Женщина дернулась, но осталась на месте, только еще больше сгорбилась. Парень зло сплюнул и швырнул маленький камешек, который до того держал в ладони. Камень приземлился возле самых ног Умершей.
– Перестань! – воскликнула Олеся, но Карась и не подумал ее слушать. А что же его друзья? И Дрозд и Горислав стояли с беспомощными лицами, словно малые дети и молча наблюдали за происходящим.
– Она же Умершая, ей не место среди живых, – cпокойно сказала Злата. – Пусть радуется тому, что наш род милостиво разрешил ей ходить по земле.
Да, Олеся знала, что когда-то вместе с погибшими мужьями предки клали на костер и их жен, ведь этим женщинам больше незачем было находиться среди живых. Но нравы смягчались, обычая уже не были столь строги, и таких женщин теперь оставляли в живых, совершая обряд погребения над соломенной куклой, которую клали рядом с почившим мужчиной. Боги были спокойны, женщины же возвращались в дом родителей и раз и навсегда становились изгоями без имени. Они не должны были привлекать внимание богов, потому им предписывалось молчать, уединившись. Да и кто бы захотел с ними говорить? Ведь и не знаешь наверняка, человек ли перед тобой, или злой дух, который только и ждет, что ты повернешься к нему спиной…
Но Олеся не видела злого духа, а видела обычную женщину, усталую и несчастную, постаревшую
