style="font-size:15px;"> Кэтрин рано начала себя помнить. Холодная комната приюта, грязный вонючий тюфяк, на котором они спали впятером или вшестером под старым тряпьем и младшие часто просыпались неукрытыми и заболевали; жидкая каша или негустая похлебка непонятно из чего два-три раза в день, облизывание грязных пальцев, на которых оставались разваренные хлопья овса или пшена, почерневший картофель, прокисшее молоко, гнилое мясо раз в неделю, застоявшаяся вода из водосточной бочки, диарея, корь, скарлатина, туберкулез, эпидемия холеры, изготовление тапочек, сбор куриного помета и собачьих фекалий для кожевенника, торговля водяным крессом. Наверное, ее давно бы уже не было в живых, как неряхи Роуз, если бы не преданная любящая Молли, которая всегда находилась рядом, поила водой из бутылки, когда Кэтрин болела, помогала выливать помои, когда была ее очередь, отбивала от старших, учила, как лучше щипать паклю, чтобы не сильно кровоточили пальцы. В пять лет Кэтрин спросила у Молли про родителей. Молли засмеялась особенным смехом и сказала, что родители у них разные и если своих она еще хоть как-то помнит, то родителей Кэтрин она в глаза не видела. В тот вечер Кэтрин долго плакала, отвернувшись к стене, потому что ей даже в голову не могло прийти, что они с Молли не сестры. Но расстраивалась недолго, потому что какая разница, кто твои родители, если ты их все равно не знаешь и, наверное, уже никогда не увидишь, а Молли всегда была и есть.
Кэтрин пришла пораньше и уже успела несколько раз прогуляться по широкой аллее, ведущей к Канадским воротам. Накануне они с Молли репетировали диалог с Юджинией. Молли мечтала поймать Юджинию на крючок. Сначала она предлагала ее разжалобить, но Кэтрин эта идея была не по вкусу. Можно снова припугнуть, воспользовавшись услугами Джимми, но, учитывая положение Юджинии, это было смешно. Также отрабатывалась версия шантажа, но для этого нужно сначала войти в доверие. Деятельная Молли сыпала идеями и старалась убедить Кэтрин в том, что сейчас единственно правильным будет хоть что-то урвать, пусть даже немного, как говорится, с паршивой овцы… И впервые Кэтрин была против.
У ворот остановился кеб, из которого вышла дама в бордовом платье с глубоким лифом и длинным шлейфом, в черной шляпке с перьями, черных ажурных перчатках и с кружевной черной парасолью. Ее сопровождала еще одна дама, возможно, горничная леди, одетая в скромное серое дорожное платье и серую шляпку с синими искусственными цветами. Хотя Кэтрин не накрасила губы и постаралась одеться как можно более благопристойно, но когда дама в бордовом проходила, а точнее, чинно и медленно проплывала мимо (еще давно Молли рассказывала, сколько на них всего надето, и получалось, что быть недамой не так уж и плохо, потому что одежды на этих высоконравственных мамашах всегда столько, что можно одеть трех, а то и четырех таких, как они с Кэтрин), она скривилась, отвернулась и довольно громко сказала спутнице: «Неужели уже они и здесь работают? Скорее отсюда! Какой позор!» И впервые Кэтрин
