формах (создание, распространение, хранение опасных и вредных для общества продуктов, предметов, вещей, когда результаты преступления материализованы, овеществлены и в большинстве своем имеют стоимостную оценку).
В нематериальной сфере преступление может совершаться: во-первых, как посягательство на овеществленные духовные блага (ценности), символы, что приводит к их незаконному изъятию, уничтожению, повреждению; во-вторых, как производство, распространение вредного для общественного и индивидуального сознания продуктов духовной деятельности (сбыт порнографических материалов, призывы к террористической деятельности). Если первые представляют непосредственную опасность для материальных благ, телесной неприкосновенности, то вторые – для духовной сферы человека[62].
На наш взгляд, указанный механизм причинения вреда не делает позицию В.Н. Винокурова более убедительной. Вред (преступное последствие, общественно опасное последствие), как известно, имеет двойственную природу: являясь признаком объективной стороны преступления, он находит отражение в его объекте (отсюда и его различный характер – материальный или иной). При признании наличия предмета совершения преступления, по нашему мнению, теряется главное – связь между ним и объектом, т. е. та связь, которая канализирует воздействие на указанный элемент состава преступления. Таким образом, нет ни социальных, ни правовых, ни каких-либо иных оснований для выделения предмета совершения преступления и отнесения его к признакам объективной стороны преступления.
В теории уголовного права сложились две научные позиции, в соответствии с которыми, во-первых, преступления могут быть как предметными, так и беспредметными; во-вторых, беспредметных преступлений нет и быть не может.
В целом существование беспредметных преступлений Н.И. Коржанский объяснял следующим образом: «Признавать предметом преступления действия, идеальные вещи и интересы нет оснований, поскольку на них не может быть оказано непосредственное воздействие»[63]. А.В. Наумов указывает, что «предмет присутствует не в каждом преступлении… Не имеют предмета преступления такие преступления, как изнасилование, оскорбление, дезертирство»[64].
Не соглашаясь с этим, В.С. Прохоров пишет: «При изнасиловании предметом преступления, нужно полагать, будет половая свобода женщины, подвергшейся насилию; при оскорблении – достоинство человека…»[65]. Вряд ли с позицией автора можно согласиться, приведенные им примеры предметов преступления в указанных посягательствах, на наш взгляд, выступают их объектом. Вероятно, такая подмена обусловлена тем, что В.С. Прохоров иначе, чем большинство авторов, представляет механизм причинения вреда объекту преступления. Критикуя высказывание Т.В. Бушуевой о том, что, «воздействуя на предмет, преступник нарушает или пытается нарушить общественные отношения»[66], он пишет: «…напротив,
См.:
Уголовное право России. Общая часть / под ред. Н.М. Кропачева, Б.В. Волженкина, В.В. Орехова. С. 398.
Российское уголовное право: курс лекций / под ред. А.И. Коробеева: в 8 т. Т. 1: Преступление. Владивосток, 1999. С. 309.
