гостиной, окруженный мягкой, набитой конским волосом мебелью, морскими пейзажами, фарфором Сацума и монументальными часами со стопкой бумаги возле них, он сообщил Бет:
– У вашей сестры грипп.
– Грипп! Всего-то? Ну-ну! Анабель всегда любила себя пожалеть.
– Ваша сестра действительно больна, – резко повысил он голос. – Неужели вам не понятно? В ближайшие дни ей станет только хуже, прежде чем может наступить улучшение. Гораздо хуже. Этот грипп – не шутка. У нее настоящий легочный тип. Ей нужен будет уход.
Бет легко отмахнулась с ироничным видом:
– Уж я-то о ней позабочусь. И позабочусь как положено. Хотя я почти не сомневаюсь, что она только притворяется бедненькой больной. Она, знаете ли, упряма, доктор. Упряма донельзя и к тому же сварлива. Вы и не поверите, что мне пришлось пережить. Но то, что я от нее терпела, пока она была здорова, уж поверьте, перетерплю и теперь, когда она больна.
Финлей в изумлении уставился на нее:
– Есть только одна проблема. – Он сделал паузу и от неловкости прочистил горло. – Похоже, вы с сестрой не в ладах. В таких обстоятельствах вы не сможете ухаживать за ней.
Она улыбнулась усталой, невеселой улыбкой:
– Мы справимся! Мы и так неплохо справлялись все эти пятнадцать лет!
Наступило молчание. Финлей пожал плечами – ему ничего не оставалось, как принять ситуацию.
Он начал пространно объяснять, что нужно делать. Дав четкие указания, доктор взял шляпу и вышел из дому.
И Бет принялась ухаживать за сестрой в том же упрямом молчании, которое длилось пятнадцать лет. Поначалу это было не так уж трудно.
Пока болезнь Анабель протекала в легкой форме, записки, как ласточки, летали между сестрами. Приподнявшись на подушках, больная писала:
Дай мне сегодня мясной бульон вместо каши.
И сиделка с невозмутимым видом писала в ответ:
Хорошо. Но сначала ты должна принять лекарство.
Смех, да и только! Но смех это или нет, от пятнадцатилетней привычки не так-то просто избавиться.
Однако под вечер второго дня в прекрасно отлаженной системе связи случился сбой.
Анабель стало хуже, гораздо хуже. Она лежала неподвижно и выглядела престранно. За окнами стемнело, и она, с пунцовыми щеками и невидящим взглядом распластавшись на кровати, впала в легкое беспамятство.
Она несла какой-то бред, слышались обрывки слов и фраз, но вдруг, посреди этой бессвязной чепухи, она ясно произнесла, обращаясь к сестре:
– Я так хочу пить, Бет. Пожалуйста, дай мне воды.
От этих слов Бет вздрогнула, словно ее пронзили копьем.
Анабель заговорила с ней – спустя столько лет, – Анабель заговорила первой. Бет всю трясло. Она прижала руку к сердцу, а затем воскликнула:
– Да, Анабель, я дам тебе воды! Вот, пей.
Она бросилась к кровати, приподняла голову сестры и протянула ей чашку.
