куда мы завтра едем?
– Если ты предложишь ведро водки или меня будут пытать инквизиторы, я все равно ничего не скажу, – с улыбкой ответил Коля. – Дорогая, запомни на всю жизнь, если я сказал или пообещал что-то, разобьюсь в лепешку, но сдержу свое слово. Вот такой у меня характер, принимай какой есть и не обижайся на старого солдафона.
– Ладно, солдафон, пошли спать, утро вечера мудренее.
Рано утром Коля выпрыгнул из кровати и заревел.
– Подъем, на зарядку становись! – и включил радио на всю громкость.
Из динамика рвануло «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…»
Таня укрылась с головой под одеялом.
– Товарищ командир, можно еще немного поспать?
– Нет, ни в коем случае, получите два наряда вне очереди, – Коля подскочил к жене и смачно поцеловал два раза в губы.
– Хочу еще два наряда вне очереди, – прошептала Таня и поцеловала любимого.
– С началом такого прекрасного утра. Мы можем опоздать на электричку, нас очень ждут и надеются, подъем!
Таня вскочила с кровати, напевая: «Москва моя, страна моя, ты самая любимая!». Коля тем временем достал парадный мундир и тщательно стал рассматривать свои награды.
– Все решил, не хочу быть похож на новогоднюю елку, – пробормотал он и стал снимать с кителя медали.
Подошел к зеркалу, глянув на себя, остался доволен, это совсем другое дело. На него смотрел бравый офицер со знаком «Гвардия» и четырьмя боевыми орденами на груди. Таня выскочила из ванной и ахнула, глядя на мужа.
– Я поняла, мы идем на прием в наркомат или в Кремль, угадала?
– Почти что.
Они шли по осенней Москве. Коля с удовольствием декламировал Пушкина – «Унылая пора! Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса». Таня продолжила: «И пышное природы увяданье, в багрец и в золото одетые леса».
– За стихотворение вам пять, – объявил Коля и поцеловал жену.
– Товарищ майор, можно еще прочитать стих, больно оценка хороша?
– Нет, вон наш трамвай, бежим. Подъехали к вокзалу и побежали к электричке, едва успели в последний вагон. Народу было битком, молодая парочка освободила им места. Коля покраснел.
– Да что вы, ребята, сидите. Мы же, слава богу, не инвалиды, да и не пожилые еще.
– Вы нас от фашистов спасли, садитесь, героям почет и уважение!
Они сели на сиденье, оконфуженные и красные от стыда, как раки. Где-то в конце вагона играли на гармошке и пели «Казаки, казаки, едут, едут по Берлину наши казаки!» И так сразу им стало спокойно среди этих своих простых русских людей. Гармонист все играл и играл. Коля, как будто загипнотизированный слушал, а сам был далеко-далеко…
Вспомнил, как его правая рука – Миша Масалов так наяривал на гармошке, что казалось, мошкара бросится в пляс. Левая его рука – Егор Кукушкин так плясал, что в сельском клубе стены ходуном ходили. Местные девчата были
