полвремени ели, а затем смаковали – типа радовались послевкусию, делились впечатлениями о еде, как это когда-то было в пиццерии, и т. п. Но это еще глупее.
Был вариант сказать, что нас задержала Дарья Алексеевна, – мол, «объясняла нам сценарий Дня учителя, мы долго спорили, не могли прийти к консенсусу – вот и вышло такое громадное опоздание», но… тут на нас нападала совесть. Все-таки Дарья Алексеевна была любима всеми, а потому подставлять и вмешивать ее во всю эту хреновину никому не хотелось. Вот если бы нас задержала Гареева или Никанорова…
Про картины и думать было бессмысленно. Окружать себя ореолом духовности в данной ситуации означало подвергнуть себя под дикий унизительный смех. Ну а вариант с тем, чтобы вообще прогулять литературу – то есть по полной программе, – казался нам, несмотря на весь вакуум нормальных отмазок, не самым лучшим. Нет, конечно, теперь мало что могло помешать нам пропустить всю литературу – и, наверно, это было бы логично. Но вот что нам потом за это будет?.. Ох, горький опыт подсказывает, что ничего хорошего. Если уж десятиминутное опоздание может стать для нас роковым…
Вот такая складывалась ситуация. Не имея толком ни одной подходящей причины, мы должны были как-то выкручиваться. Очевидно, теперь уже спасти нас могла только импровизация – возможно, переполненная лишними подробностями и деталями, возможно, почти неправдоподобная, возможно, напротив, гипербанальная, а, возможно, сумасшедшая… Сумасшедшая – та, на которую способен один на миллион.
– Попробуем изъясниться, – сказал Костя, и открыл дверь кабинета, и первым зашел внутрь. Следом зашли и мы.
Федорова в этот момент стояла, лицом обратившись к классу, и говорила что-то о «Гранатовом браслете». Наверно, она бы сильно изумилась, когда б увидела, как спокойно, гордо и по-хозяйски мы все зашли в ее кабинет. Прямо как высокоуважаемые в обществе леди и джентльмены.
Через десять секунд Федорова заметила, что взгляды сидящих направлены уже не нее. Она обернулась и увидела нас – одиннадцать человек, стоящих всей группой у доски. Разумеется, начались вопросы «Где вы были?», «Почему опоздали?» и «Что все это значит?», и, разумеется, отвечать на них взялся Костя.
– Татьяна Анатольевна, – начал он, – сегодня мы опоздали, потому что произошел казус – совпало очень много обстоятельств, – Костя говорил полуиронично. – Вроде еще Лев Толстой говорил, что событие может произойти только в том случае, если совпадет миллион обстоятельств. Вот у нас так и случилось…
– Постойте, Таганов, – остановила его Федорова. – Толстой имел в виду крупное историческое событие – например, войну, революцию. Вы же сейчас сравниваете войну с опозданием, и, на мой взгляд, это далеко не самое удачное сравнение, – строго заключила она.
– Согласен, Татьяна Анатольевна, – продолжал Костя, – но ведь для
