но верно вытеснять мечту о политической власти, мощное движение все больше набирало силу, и неуправляемые массы после долгого блуждания в тумане двинулись к новому идеалу – другому столпу огня, ясно пылающему в ночи. Этим идеалом стали «книжные знания». Людьми овладела пробившаяся к свету сквозь толщу насажденного невежества любознательность, желание постичь смысл и испытать силу каббалистических букв белого человека, жажда познания. Казалось, что тайная горная тропа в Ханаан наконец найдена, пусть она длиннее, круче и сложнее пути эмансипации и закона, зато прямая и ведет к высотам, позволяющим окинуть взором всю жизнь.
По новому пути медленно, с трудом, но упорно продвигался передовой отряд. Лишь те, кто направлял неуверенные шаги темнокожих учеников первых школ и наблюдал за тем, как в затуманенном сознании рождались проблески понимания, знают, насколько искренним и сильным было желание моего народа получить образование. Это был воистину изнурительный труд. Статистик отстраненно, дюйм за дюймом, фиксировал как достигнутый прогресс, так и неудачи, когда кому-то не посчастливилось отступиться или сорваться в пропасть. Изможденным первопроходцам горизонт всегда казался темным, туманы были пронизывающе холодными, а Ханаан тускло виднелся где-то вдали. Впрочем, несмотря на отсутствие ясной цели на горизонте, времени на отдых, оценочных суждений, будь то лесть или критика, это путешествие давало возможность погрузиться в размышления и самоанализ и превратило дитя эмансипации в юношу с зарождающимся самосознанием, самоуважением и желанием реализовать себя.
В темной лесной глуши своих устремлений вольноотпущенник повстречал собственную душу, ее темный силуэт проступал словно сквозь пелену, но он все же сумел разглядеть в себе слабое свечение силы и призвания. Он начал смутно осознавать, что для того, чтобы занять свое место в мире, нужно быть самим собой, а не кем-то другим. Он впервые попытался проанализировать бремя, которое много лет нес на спине, этот мертвый груз социальной деградации, частично завуалированный термином «негритянская проблема». Он остро ощутил свою бедность: не имея ни сбережений, ни дома, ни земли, ни инструментов, ему пришлось вступить в конкуренцию с богатыми, владеющими собственностью и полезными навыками соседями. Быть бедным человеком трудно, но нет ничего хуже, чем быть нищим народом в стране долларов. На него давил груз невежества – он не только был неграмотным, но и ничего не знал о жизни, бизнесе, гуманитарных науках; накопленная за десятилетия и века лень, привычка увиливать от работы и неповоротливость сковывали его по рукам и ногам. Однако бремя его не сводилось исключительно к бедности и невежеству. Два века систематического и совершенно законного растления темнокожих женщин поставили на его народ алое клеймо незаконорожденности, что означало не только утрату древнего африканского целомудрия, но и унаследованный от белых распутников груз прелюбодейства, грозивший почти полным уничтожением негритянской семьи.
Народу, оказавшемуся в столь затруднительном
