т-тебя здесь растерзают, – шепнул он, – и я окончу с-свои дни, болтаясь на бедре у какого-нибудь б-безмозглого хромого мешка с ч-червями, то сильно на тебя обижусь».
– Какого же тебе от меня хрена надо? – прошипел я.
«Беги, Львенок, БЕГИ».
И я сделал, как велел мне меч, совершил последний рывок. В небе сверкнула молния, и я, прищурившись, разглядел сквозь пелену мороси… чудо. Карету, запряженную унылой ломовой лошадью и застрявшую посреди дороги.
– Божественное вмешательство? – пробормотал Жан-Франсуа.
– Ну или мне сам дьявол ворожил.
Карету окружало с десяток солдат. С кормом в те ночи была беда, и бедняк не мог позволить себе держать лошадь, а вот у каждого из тех людей имелся собственный скакун: добрые, крепкие сосья, стоявшие, понурив головы, под дождем, пока их хозяева спорили по щиколотку в грязи. Я сразу же увидел, что у них стряслось: из-за непогоды дорогу развезло и карета увязла в жиже по самую ось.
Сытые и хорошо снаряженные, солдаты были облачены в багряные табарды поверх железной брони. Изгваздавшись в грязи, они пытались сдвинуть карету с места, а на козлах, стегая бедную лошадь – так, будто непогода и заминка случились по ее вине, – сидели две высокие бледные женщины. Выглядели они практически одинаково – наверняка близняшки, – длинные черные волосы с клиновидными челками, на головах – небольшие треуголки с вуалями. Поверх кожаных курток – все те же кровокрасные накидки с розой и кистенем Наэль, ангела благости. Увидев символы, я сообразил, что это совсем не рядовые солдаты.
Инквизиторская когорта.
Увидев мое приближение, солдаты не встревожились, а вот разглядев у меня за спиной свору мертвяков, чуть не обосрались.
– Спасите нас, мученики, – выдохнул один из них.
– Да чтоб меня, – ахнул другой.
У инквизиторов челюсти так и отвисли.
«Габриэль, берегись!»
Шепот прозвучал громом, и в голове полыхнула серебристая вспышка. Я с криком обернулся, как раз когда меня настиг бежавший первым порченый. Я ощутил его смрадное дыхание, разглядел мальчишеское телосложение. Еще не обратившись, он успел изрядно прогнить, однако двигался быстро, словно муха; его мертвые глаза, как у куклы, блестели битым стеклом.
Я ударил мечом – далеко не изящно, лишь бы отбиться, – и лезвие легко прошло через ляжку чудовища. Нога в фонтане гнилой крови отлетела в сторону. Тварь беззвучно рухнула в грязь, но ей на смену спешили прочие; их было слишком много – не отбиться; и бежали-то они быстро – не уйти. Сосья в ужасе заржали при виде нежити и, гремя копытами, бросились врассыпную. Солдаты в гневе и страхе заорали им вслед.
Габриэль сложил пальцы шпилем и задумался ненадолго.
– Вообще, холоднокровка, есть три реакции перед лицом смерти. Говорят, ты либо бьешь, либо бежишь, но, по правде, ты либо бьешь, либо бежишь, либо застываешь на месте. Солдаты при виде несущихся на них мертвяков повели себя каждый по-разному: кто-то поднял
