(или сознательно игнорировать?!) доморощенные «светочи свободы», у которых ВЕЛИКАЯ НАША ПОБЕДА – бельмо на глазу! Думается, что это не склероз. Здесь что-то с совестью…
Использовались и документы правившей в Советском Союзе коммунистической партии. Они, по существующему тогда порядку вещей в СССР, не будучи де-юре нормативно-правовыми актами, являлись таковыми де-факто[161]. Одним из источников для нашей книги стала работа И. В. Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза», в которой размещены ряд нормативно-правовых актов (приказы Верховного главнокомандующего, приказы Народного комиссара обороны СССР и пр.[162]). Ряд документов и материалов, в том числе и делопроизводственного характера[163], почерпнуты из различных изданий[164].
Изучались и эго-документы[165]. Например, проведен компаративный анализ фрагментов и сюжетов из воспоминаний полководцев ВЕЛИКОЙ НАШЕЙ ПОБЕДЫ (Г. К. Жукова[166], К. К. Рокоссовского[167], А. М. Василевского[168] и др.) с мемуарами и дневниками побежденных генералов вермахта (Г. Гудериана[169], Э. Манштейна[170], Ф. Гальдера[171] и др.).
Работая с эго-документами, авторы которых, – побитые генералы вермахта, – мы учитывали, что все издания, выходившие в Советском Союзе, отмечались особым образом. Так, в аннотации издания дневника начальника немецкого генерального штаба Ф. Гальдера значилось: «Русское издание книги предназначается, прежде всего, для офицеров и генералов Советской Армии». Это означало, что книги не были предназначены для широкого пользования, и купить их в магазине или взять в библиотеке обыкновенному читателю было невозможно. Они шли под грифом служебной литературы. Издания, побитых генералов вермахта снабжались большим количеством сносок, замечаний, опровержений русской редакции. Примечательно, что ни на одной из таких публикаций (до 1968 года), не стоит в конце книги тираж, так что судить о количестве выпускаемой таким образом литературы «не для всех» можно только приблизительно. Но что удивительно: в мемуарах побежденных, при всей политической ангажированности их авторов, жестко детерминированной холодной войной между СССР и США с партнерами, иногда проскальзывают трезвые, взвешенные оценки. Особенно этим примечателен дневник Ф. Гальдера, писавшийся по горячим следам. Генерал день за днем показывает самые важные события без прикрас и последующих политических и конъюнктурных наслоений – такими, какими они виделись из окна немецкого генерального штаба на тот момент времени.
Но немецкие генеральские воспоминания имеют такую особенность: субъективизм, который есть неотчуждаемое качество любых мемуаров[172], многократно усиливается здесь синдромом побежденных. Не смогли они, взять волю в кулак, и приподняться над политическими пристрастиями, личными обидами и амбициями военачальников, которые потерпели сокрушительный крах на полях сражений с «коричневой чумой» нацизма и
О 30-летии Победы советского народа в Великой Отечественной войне: постановление ЦК КПСС от 29 янв. 1975 г. // Тридцатилетие Победы советского народа в Великой Отечественной войне. М., 1975. С. 3–11;
Делопроизводственные документы – самый многочисленный вид исторических источников. Они образуют сложную систему исторических источников, созданных в процессе деятельности аппарата управления (более подробно см., например: Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика. Учебник / А. К. Соколов, Ю. П. Бокарев, Л. В. Борисова и др. / Под ред. А. К. Соколова. М., 2004. С. 116–153 и др.)
Сборник материалов по партийно-политической работе в Красной Армии. М., 1942; Преступные цели – преступные средства: документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР (1941–1944); Признание без покаяния: из протоколов первых допросов нацистских военных преступников // ВИЖ. 1993. № 9. С. 63–68; и др.
Термин «эго-документ» впервые был введен в научный оборот профессором Амстердамского университета Жаком Прессером в 1950-х гг. для объединения в одну группу документально-художественных произведений различных жанровых форм (автобиографии, мемуары, личные дневники и письма), изучением которых он занимался. Однако термин пока еще не имеет устойчивого, всеми признанного понятийного значения, и в настоящее время ведутся дискуссии об определении критериев, в соответствии с которыми тот или иной текст может быть отнесен к эго-документу (История в эго-документах: Исследования и источники. Екатеринбург, 2014 и др.)
Известно, что мемуары – специфический жанр литературы, особенностью которого является документальность, основывающаяся на свидетельствах мемуаристов, очевидцев описываемых событий. Воспоминания позволяют восстановить множество фактов, не нашедших отражения в других источниках. Мемуарные частности могут иметь решающее значение для реконструкции в историческом пространстве и во времени того или иного события. Только мемуаристика дает возможность восстановить колорит эпохи, раскрыть чувства и мысли участников событий. Воспоминания – не только беспристрастная фиксация событий прошлого, это и исповедь, и оправдание, и обвинение, и раздумья личности. Поэтому мемуары, как никакой другой документ, субъективны. Это не недостаток, а свойство мемуаров, ибо они несут на себе отпечаток личности автора. Все достоинства и недостатки мемуариста невольно переносятся и на его воспоминания. В противном случае мемуары безлики.
