выкрутимся.
– Конечно, жаль, товарищ генерал, тратить свои лекарства на врага, но…
– Вот именно – «но», – качнул Егоров тяжелой головой, – мы же победители, нам и тащить этот хомут.
– Верные слова, товарищ генерал. – Горшков не выдержал, вздохнул. – Сегодня же поеду в госпиталь, посмотрю еще раз, что там есть у фрицев, а чего нет.
– Поезжай, сынок.
В комендатуре Горшкова ожидала молодая грудастая немка. Глаза задорные, щеки румяные – кровь с молоком, рот припух, будто от затяжных поцелуев. Во взгляде – затаенный зов, что-то сладкое, способное вскружить голову всякому мужчине, даже сделанному из железа. Мустафа, увидев незваную посетительницу, зацокал языком, словно восторженная птица, которую угостили горстью пшена.
– Что случилось? – по-русски спросил капитан у аппетитной немки.
Та залопотала бодро, быстро – не разобрать, что говорит, – завзмахивала руками, из глаз начал брызгать голубой огонь. Горшков поднял руку, останавливая немку, попросил Петрониса:
– Пранас, переведи! Ничего не могу понять… Что она высыпала на меня?
Петронис усадил немку на стул, произнес что-то резко, и та мигом умолкла, задышала возбужденно, грудь у нее сделалась похожей на тумбочку – можно вазу ставить, – заговорила спокойно, с деловыми нотками в голосе.
Петронис, слушая ее, кивал неторопливо, потом поднял руку:
– Стоп!
Немка умолкла, захлопала своими искристыми глазищами – хороша была дамочка. Капитан вопросительно глянул на переводчика:
– Ну?
Петронис, словно бы сомневаясь в чем-то, приподнял одно плечо – может, он услышал что-то не то? – затем вздохнул и пробормотал:
– Даже не знаю, как сказать, товарищ капитан…
– Как есть, так и говори.
– Согласно вашему приказу она несколько раз выходила на расчистку улиц. В результате от этой работы у нее пропало молоко.
– У нее что, на руках грудной ребенок?
– Да.
– Тьфу! Могла бы вообще не выходить на расчистку.
– Могла бы, товарищ капитан, да побоялась ослушаться приказа.
– Ох уж эти немцы! – Горшков поднялся с расшатанного скрипучего стула – сделал это аккуратно, опасаясь завалиться, приоткрыл дверь в коридор: – Мустафа, где ты?
Мустафа не замедлил нарисоваться, лихо хряснул кирзачами друг о дружку. Хорошо, что каблуки не отвалились.
– Тут я, – глядя на немку, сладкоголосо пропел ординарец.
– Мустафа, у нас в кассе что-нибудь имеется?
Ординарец сложил домиком бесцветные короткие бровки.
– Кой-что имеется, товарищ капитан, – добавил на всякий случай: – Самая малость.
– Придется эту самую малость раскассировать, Мустафа.
Ординарец вновь бросил заинтересованный взгляд на немку, вторично стукнул сбитыми каблуками сапог.
– Всегда готов, товарищ капитан!
