постригся в монахи с именем Никита, стал епископом, помогал Патриарху Тихону. В изможденном старике трудно узнать плечистого священника с пышными вьющимися волосами, каким он был когда-то.
– Вот ведь где встретились, – сказал Любомудров.
– Давайте в фургоне сядем рядом, – предложил епископ.
Из здания выводили все новых людей.
Раздалась команда:
– По машинам!
Узников стали загружать в фургоны.
– Куда повезете? – спросил один заключенный у конвойного, запрыгивая в кузов.
– Санитарная обработка, – ответил тот.
– В баню что ли?
Конвойный промолчал.
Заключенные залезали в кузов один за другим. Внутри становилось все теснее. После того, как узкие деревянные скамейки, располагавшиеся в несколько рядов, были заполнены, заключенные стали садиться друг к другу на колени. Некоторые разместились на полу.
Фургон тронулся. Поначалу он ехал медленно и гладко по асфальтированным улицам города. В кузове стояла мертвая тишина. Каждый думал о своем, и это были невеселые думы. Многие подозревали, что их везут на расстрел, но боялись в этом признаться, а потому подавленно молчали. Потом понемногу начали переговариваться.
Когда гул человеческих голосов стал достаточно сильным, епископ, пригнувшись вплотную к уху Любомудрова, тихо сказал:
– Отец Константин, исповедуйте меня.
Тот так же тихо произнес:
– Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…
Епископ начал перечислять грехи, а священник вдруг ясно осознал, что в этом самом фургоне рядом с осужденными на смерть находится Христос. Чувство присутствия Христа было настолько сильным, что на какой-то момент он перестал слышать шепот епископа, весь отдавшись этому чувству.
В темную ночь в закрытом фургоне они приближались к своей Голгофе.
После того как епископ закончил исповедь, отец Константин прочитал разрешительную молитву. Потом исповедовался сам. Епископ слушал его, не прерывая. Потом они долго сидели молча.
Фургон между тем стало сильно трясти. Очевидно, они выехали из города и двигались по гравийной дороге.
К Любомудрову неожиданно обратился человек, сидевший справа. В темноте черты лица не были различимы, но можно было понять по голосу, что он не молод.
– Откуда родом? – спросил он у отца Константина.
– Ярославский я.
– Поп что ли?
– Священник.
– И правильно, что вас расстреливают! Вам с революцией не по пути. Вы людям голову всякой дурью забиваете, а советской власти не верите.
– А вы верите?
– Верю. Я в партии с четырнадцатого года. Вот этими руками революцию делал. Ленина лично знал.
– Что же вас вместе с нами везут? – спросил Любомудров.
– «Революция пожирает своих сынов», – сказал тот с усмешкой. – Без ошибок и перегибов революций
