мой! До меня доходят очень тревожные вести о твоих делах и твоем поведении. Прошу тебя, не повторяй прежних ошибок. Если ты не смог извлечь уроков из своих провалов, позволь это сделать мне.
Прежний государь тебя откровенно не любил, мы понимаем это оба, но я, в отличие от тебя, знаю и причину его неприязни. Мой дорогой, ты – отчаянный храбрец, но утонченность ума и привычка к интригам тебе не свойственны. Не нужно опять лезть с предложениями, не нужно картинных прыжков во время наводнения, не нужно выпячиваться и суетиться! Это не твоя стихия, ты проиграешь любому более-менее искусному интригану.
Твой конек – порядок, основательность, дисциплина. Держись солиднее и скромнее. Новый император во многом похож на тебя. Теперь наконец-то появился прекрасный шанс сделать достойную карьеру. Никаких инициатив, лишь рвение в исполнении поручений, и самое главное, научись внимательно смотреть по сторонам».
В очередной раз подумав, что его сестрица – дьявол в юбке, Бенкендорф попытался понять, что же услышала Долли в своем Лондоне, раз написала ему такое письмо. Он не лез ни с какими прожектами – тут уж госпожа разведчица перегнула палку, он тоже умеет делать выводы из прошлых промахов. Он скромно служит там, куда его определил император. И эта комиссия по делам бунтовщиков сейчас стала самым наиважнейшим делом. По крайней мере, Николай Павлович заслушивает доклады Чернышева ежедневно.
«Чернышев! Вот в чем дело, – догадался он, – этот напыщенный болван до сих пор имеет влияние в министерстве иностранных дел, говорят, он в кабинет к Нессельроде ногой двери открывает. Этот подлец что-нибудь наплел у дипломатов, а те раззвонили Долли и ее муженьку».
Сестра даже не подписала письмо и нигде в тексте не упомянула никаких имен. Осмотрительная Долли надеялась, что он сам все поймет, и Бенкендорф бросил письмо в огненное нутро голландской печки. Погрев руки у теплых изразцов, он вернулся к столу. Черноглазое, все еще смазливое лицо соперника вновь встало перед его внутренним взором.
«Скотина, я ему поперек дороги стал. Все должны казаться серыми мышками в его присутствии, только великий Чернышев спасает государя и Отечество, – разлился Бенкендорф. – Если его россказни дошли до Лондона, что же он мелет обо мне во дворце? Скорее всего, чернит с сочувствующим видом, а я даже не подозреваю, что он делает за моей спиной».
Ситуация казалась очень скользкой: его государь уже давно не принимал и только намекнул при последней встрече, что скоро понадобятся преданные и сильные люди, а в министерстве внутренних дел все нужно менять. Но никаких конкретных обещаний Бенкендорф не получил, а новая казенная квартира была ему пожалована за работу в комиссии по бунтовщикам. Квартира оказалась как нельзя кстати. Бенкендорфы никогда не славились богатством, а его последняя романтическая эскапада – женитьба на очень красивой, но бедной
