дырка или распоролась подшивка на подоле. Именно Эт передразнивала учительницу (но всегда в углу школьного двора, в безопасном месте, чтобы никто не услышал), как та читала в классе «На погребение сэра Джона Мура»[4].
И все же Эт было бы приятнее обнаружить красавицу среди приезжих дам, чем признать ее в Чар. Так было бы куда правильнее. Куда уместнее. Только не Чар в мокром переднике, с недовольным видом наклонившаяся над тазом с крахмалом! Эт была из тех, кто не любит противоречий, не любит, когда что-то оказывается не на своем месте, не любит загадок и крайностей.
Ей не нравилось, что в людском сознании гибель Сэнди смутно связана с ней, не нравилось, что кто-то помнит, как отец нес с пляжа тело брата. Кое-кто мог даже видеть, как в сумерках она, надев спортивные штаны, крутила «колесо» на лужайке перед погруженным в траур домом. Недаром однажды в парке она скривила губы – правда, никто этого не заметил, – когда Чар сказала: «Это мой младший братик. Это он утонул».
Из парка был виден пляж. Они стояли втроем с Блейки Ноблом, сыном владельца гостиницы, и Блейки сказал: «Такие волны бывают очень опасны. Года три-четыре назад здесь утонул ребенок».
А Чар сказала – надо отдать ей должное, в ее голосе не было трагизма, скорее, легкое удивление, что он так мало наслышан о жителях Мок-Хилла: «Это мой младший братик. Это он утонул».
Блейки Нобл был не старше Чар – будь он старше, то сражался бы во Франции, – но и жить всю жизнь в Мок-Хилле у него нужды не было. Местных он знал гораздо хуже, чем постоянных клиентов в гостинице отца. Каждую зиму он с родителями уезжал на поезде в Калифорнию. Видел брызги прибоя на берегу Тихого океана. Присягнул на верность американскому флагу. У него были демократичные манеры, загорелая кожа. В те времена загар обычно приобретали не на отдыхе, а во время работы. Волосы Блейки выгорели на солнце. Его красота бросалась в глаза почти так же, как красота Чар, только была подпорчена чрезмерной обходительностью, которой Чар не страдала.
На те годы пришелся расцвет Мок-Хилла, как и других городков, расположенных вокруг озер, а с ними вместе и гостиниц, которые позднее превратятся в оздоровительные лагеря благотворительной сети «Саншайн» для больных городских детей, туберкулезные санатории и бараки для пилотов-инструкторов британских ВВС в годы Второй мировой войны. Каждую весну гостиницу заново красили белой краской, вдоль ограды ставили выдолбленные бревна с посаженными в них цветами, на цепях подвешивали цветочные горшки. На лужайках расставляли воротца для игры в крокет, устанавливали деревянные качели и раскатывали теннисный корт. А те горожане, кому гостиница была не по карману, – молодые рабочие, продавщицы и девушки с фабрик – снимали небольшие коттеджи, стоявшие
Хрестоматийное английское стихотворение, написанное Чарльзом Вулфом (1816) и переведенное на русский язык И. Козловым (1829).
