отеческом жесте. А затем сверкает глазами: – Я разбираюсь в волках, так что не переживай. Раниль – неплохой самец, сумеет о тебе позаботиться. А теперь иди в комнату, отдыхай. Поговорим утром, я хочу тебе кое-что передать.
Вскидываю голову, с тоской глядя в отцовские грустные глаза. Эпоха детства неизбежно уходит, привнося в жизнь перемены. Мы оба знали, что этот день настанет. Но до чего же тяжело расставаться с семьей.
– Всё будет хорошо, милая. Иди, – обнимает, дает напутствие и подталкивает к двери.
И я, понуро опустив голову, маленькими шажками иду по коридору, практически ничего не видя перед собой. И именно сейчас вдруг кажется, что пляшущие отсветы теней на стенах зловеще улыбаются мне вслед.
Всю ночь мне снились кошмары, пару раз я просыпалась полностью в поту, простынь обмокла от моих метаний и жара. Я списывала всё на течку, ведь признаки ее знала лишь из чужих уст. Вскоре мне только предстоит узнать, как проходит эструс у полукровок.
Только к утру удалось полноценно уснуть, вот только меня резко вырвал из сна чужой вскрик, а затем стук. От неожиданности и страха я подорвалась, тяжело дыша и дрожа всем телом. Сфокусировала взгляд и посмотрела на распахнутую дверь, на пороге которой возникла тетя, женщина дяди Майрена. В уголках глаз ее слезы, руки дрожат и прижаты к груди.
– Твой отец, Алайна, – она замолкает, всхлипывает, а я холодею изнутри, чувствуя, что произошло что-то ужасное и непоправимое.
– Что случилось? – замираю на месте, боясь дышать.
– Аргус сегодня ночью…
Руки холодеют, кровь отливает от всех конечностей. Я открываю рот, словно безмолвная рыба, начинаю задыхаться от нехватки воздуха, только сипение раздается из моего рта.
– К-как? – подрываюсь, когда наконец прихожу в себя, бегу в сторону отцовской спальни.
Отталкиваю стоящую на пороге Найду, а затем вижу доктора, нависающего над отцом.
– Папа! – надрывно кричу, кидаясь к родителю.
Тормошу его тело, трогаю лицо, пытаясь заставить его проснуться, но тщетно.
– Он в коме, – качает головой врач.
Ничего не понимающим взглядом смотрю на него, а затем на дядю Майрена, который стоит у окна и хмуро глядит на неподвижно лежащее тело своего брата.
– Но почему? Вчера же всё было нормально, – растерянно всхлипываю, прикрываю рот рукой, чтобы не разреветься окончательно.
– Такое часто бывает при волчьей лихорадке. К сожалению, он обратился за помощью слишком поздно, и болезнь вошла в четвертую, завершающую стадию.
Голос врача тих и печален, набатом отдается в ушах.
– А вылечить нельзя? – спрашиваю у него с надеждой.
О болезнях оборотней я не знаю практически ничего. Отец не посвящал меня в свои недуги, стараясь не расстраивать и не волновать. Вот только сейчас, оказавшись один на один с его комой, я ощущаю себя ребенком, которого
