style="font-size:15px;"> Я впервые произношу это вслух. Вот она, очевидная истина. И все же мне становится легче. По крайней мере я больше не лгу себе. Оуэн сбежал, а не просто ушел.
Джул кивает, и я с трудом глотаю ком в горле, стараясь не расплакаться.
– Ты не виновата, – говорю я. – Ты ведь могла потерять работу! Ты пыталась помочь. Зачем мне на тебя сердиться? Я злюсь на Оуэна. – Умолкаю и задумываюсь. – Нет, не совсем так. Я просто в шоке. Пытаюсь понять, что он думает, почему не понимает, как вредит ему этот побег.
– И что надумала?
– Не знаю. Может, сейчас он пытается доказать свою невиновность? Почему бы не остаться и не нанять адвоката? Система сама разберется, кто прав, а кто виноват… Понимаешь, Джул, у меня такое чувство, будто я что-то упускаю!
Подруга крепко сжимает мою руку и улыбается, но я вдруг осознаю: мы смотрим на проблему с разных углов. Джул явно недоговаривает! Самое худшее еще впереди.
– Я знаю этот взгляд…
Она качает головой.
– Тебе показалось.
– Говори, Джул.
– Дело в том, что он ничуть не удивился. Понимаешь, когда я рассказала ему об облаве, он знал!
– Что-то я не догоняю.
– Я научилась этому у папы. Осведомители не могут скрыть, если им что-то известно. Они забывают задавать очевидные вопросы, как ты, к примеру. Помнишь, ты спросила у меня, что именно случилось?..
Я жду продолжения и смотрю сквозь стеклянную дверь на Бейли. Она положила голову Бобби на грудь, руку – на живот, глаза закрыла.
«Защити ее!»
– Если бы Оуэн не знал про махинации, то потребовал бы у меня больше информации. Ему захотелось бы понять, что творится в «Технолавке». Он сказал бы что-нибудь вроде: постой, Джул, кого они считают виновным? Эйвитт занимался этим в одиночку или привлек еще кого-нибудь? Что именно случилось, сколько денег украдено? Но он ничего такого не спросил. Его интересовало другое.
– Так что же он хотел знать?
– Сколько у него осталось времени.
Двадцать четыре часа назад
Мы с Оуэном сидели на причале и ели тайскую еду навынос, запивая ледяным пивом. Он был в толстовке и джинсах, босиком. На небе висел тонкий месяц. Несмотря на ночную прохладу, Оуэн ничуть не мерз, в отличие от меня – я закуталась в плед, надела две пары носков и сапоги-дутики.
Мы ели салат из папайи и острое карри с лаймом. Оуэн утирал слезы – перец чили оказался для него слишком жгучим.
Я подавила усмешку.
– Если тебе не по силам, давай в следующий раз закажем карри без перца.
– Очень даже по силам, – отмахнулся муж. – Если справляешься ты, то и я могу.
Он сунул в рот еще кусочек, покраснел, пытаясь проглотить, схватил пиво и выпил залпом.
– Видишь?
– Конечно, – кивнула я и его поцеловала.
Когда я отстранилась, Оуэн улыбнулся
